ГУДЫТЬ ГУДЫЛО — ВСТАВАЙ МУДЫЛО…
Солнце, освежившись и выкупавшись в море, вылезло на небосвод; зевнуло, потянулось и брызнуло лучами — разливая благодатный свет над нашей грешною землёй.
Светало.
Где то вдалеке в районе Молдованки, заорал, как с переляку, чей-то недорезанный петух. И вторя ему в городе, загудели наперегонки фабричные и заводские гудки.
Гудыть гудыло — вставай мудыло.
Трудовая Одесса, сбрасывая ночное покрывало, потихоньку просыпалась и готовилась заступить на трудовую вахту.
На окраине города, продравшись сквозь немытое стекло, вросшего по самые окна ветхого домишки, тоненький луч света, робко проникнув в комнату, осветил разбросанное на полу мужское и женское исподнее и валяющуюся на кровати женскую задницу, с ползающей по ней зелёной мухой, по цвету и запаху напоминающую головку заплесневелого сыра Камамбер.
— Какой большой кус сыра, — выглядывая из дыры в полу, пропищал маленький крысёнок.
— Жопа, — дала более точное определение старая, видавшая виды крыса.
По всему было видно, что здесь народ на работу не спешит. В затхлом воздухе комнаты витал лёгкий аромат пофигизма, смешанный с тяжёлым запахом свежего перегара. Чувствовалось, что праздник вчера удался на славу.
Но нет, видимо мы ошиблись. Через некоторое время, из под шикарного зада, дамы спящей тяжёлым сном пропойцы, сопя и отплевываясь, выползло тощее мужское тело. То тело было всё в татуировках, абсолютно голое, но почему-то в дырявых носках.
Мужичонка, осмотрел валяющиеся пустые бутылки, на предмет опохмелиться. Проверил карманы валяющийся на полу одежды, на наличие денег и убедившись, что там и там пусто, подкурил поднятый с полу чинарик, сел за грязный стол и задумался.
Мне кажется, что пока наш герой занят размышлениями по поводу, где достать денег на опохмел, а дама его спит, нам надо Вас с ними познакомить.
Пропойно-испитого вида мужичонка задумчиво сидевшим на колченогом табурете-инвалиде был не кто иной, как бывший мореман, а теперь потаскун* на подхвате Толя Лось. Годы, проведённые на море и чужие порта, прошлись по его телу, как бульдозер по целине. Подсушили мускулы, задубили, выкрасив во все цвета радуги его кожу, но не убавили прыти и не погасили задорного огонька в его глазах. Сейчас он подрабатывал грузчиком на Привозе и от случая к случаю подхарчёвывался у случайных дам высшего одесского полусвета.
На данном своём жизненном этапе он уже неделю, как проживал на жилплощади всей известной базарной торговки мадам Зои.
Это была та шикарная дама, неопределённого возраста, что лежала, развалившись на своей кровати кверху каком.
А хотя Вы знаете, таки нет, пока я Вас знакомил с Лосём, мадам Зоя, за это время, успела перевернуться на спину, при этом оглушительно перднув и теперь лежала, раскинув свои богатырские ноги, храпя во всю ивановскую. Из-под заросшего густым мхом холма, призывно выглядывала её бездонная пещера, которая тоже издавала какие- то зазывающе-призывные звуки.
Должен Вам сказать, что озона в комнате после её бздла не прибавилось.
Тоже самое, немного придя в себя, почувствовал и Лось. Позвонить своим знакомым он не мог. Его мобильный телефон приказал долго жить. А опохмелиться хотелось, до скрежета в зубах. По прошлому опыту он знал наверняка, что единственно, где можно было разжиться деньгами на опохмел, это надо дождаться пробуждения своей пассии. Потом сходить с ней на рынок, подождать пока она что-то втюхает лохам. В общем, не раньше вечера. А до этого приятного момента надо чем то занять руки и больную с бодуна голову.
Вспомнив, что мадам Зоя ещё на той неделе просила его переложить дымящуюся печку, он решил выполнить её просьбу сегодня. И время пройдёт незаметно, и на сто грамм гарантированно заработает.
Как говориться: одним махом — семерых побивахом.