Вскоре Сен-Обер вернулся, нежно сжал руку Эмили и окликнул сидевшего в отдалении погонщика. Мишель сказал, что в сторону Руссильона пролегает несколько дорог, но он не знает, как далеко они ведут и можно ли вообще по ним проехать. Не желая путешествовать в темноте, Сен-Обер спросил, есть ли неподалеку деревни. Погонщик ответил, что на их пути лежит деревня Мато, но если свернуть по склону на юг, в направлении Руссильона, то до наступления темноты можно успеть в другую деревню.
После недолгих колебаний Сен-Обер выбрал второй маршрут. Мишель завершил трапезу, запряг мулов, и путешественники снова тронулись в путь. Впрочем, скоро погонщик остановился возле массивного каменного креста и принялся молиться, а завершив обряд, погнал мулов галопом, не обращая внимания на неровности дороги и усталость животных (на которую сам недавно жаловался), по самому краю глубокой пропасти, от одного взгляда на которую кружилась голова. Эмили испугалась почти до обморока, а Сен-Обер, опасаясь остановить возницу, сидел неподвижно, доверившись силе и благоразумию мулов. Выяснилось, что благоразумием животные значительно превосходили хозяина и вскоре благополучно доставили путников в долину, остановившись на берегу небольшой речки.
Лиственницы и кедры охраняли покой этой пустынной местности, окруженной утесами. Вокруг не было заметно ни одного живого существа, кроме пробиравшихся среди камней пиренейских серн, порой принимавших такие опасные позы, что воображение заставляло наблюдателя отвернуться или зажмуриться. Такой пейзаж выбрал бы для своей картины Сальватор[3], живи он в то время. Вдохновленный суровым романтическим пейзажем, Сен-Обер вообразил, что сейчас появятся разбойники, а потому оружие, без которого никогда не путешествовал, держал наготове.
По мере продвижения вперед долина расширялась, а дикий нрав природы постепенно смягчался, и ближе к вечеру дорога уже вилась среди поросших вереском гор, где то и дело слышались колокольчики овец и голос пастуха, собирающего стадо на ночлег. Его хижина, почти скрытая пробковым дубом, оказалась здесь единственным жильем. Долину покрывала буйная растительность, а в низинах, в тени дубов и каштанов, паслись небольшие стада коров. Некоторые животные отдыхали на берегу речки или, зайдя в воду, утоляли жажду.
Солнце уже садилось. Последние его лучи блестели в воде, подчеркивая желтый цвет кустов ракитника, покрывавших склоны, и лиловый оттенок вересковых полян. Сен-Обер спросил погонщика, сколько еще ехать до деревни, о которой тот говорил. Мишель не смог точно ответить, и Эмили начала опасаться, что он сбился с дороги. Людей вокруг не было: пастух со своим стадом и хижиной остался далеко позади. Сумерки сгустились настолько, что глаз уже не различал очертаний отдаленных предметов, будь то хижины или деревья. Единственный свет исходил от линии горизонта на западе, и путники смотрели на него с надеждой. Погонщик поддерживал дух песней, однако исполнение его, скорее напоминавшее монотонную молитву, не могло развеять меланхолию. Вскоре Сен-Обер выяснил, что парень действительно молился любимому святому.
Путь продолжался в грустной задумчивости, какую всегда навевают сумерки и безмолвие. Внезапно послышался выстрел. Сен-Обер приказал погонщику остановиться и прислушался. Звук не повторился, однако из кустов донесся шорох. Сен-Обер достал пистолет и распорядился гнать как можно быстрее. Вскоре округу огласил пронзительный звук рога. Сен-Обер взглянул в окно и увидел, как из кустов на дорогу выскочил молодой человек, а за ним две собаки. Незнакомец был одет как охотник, за плечами висело ружье, а на поясе болтался охотничий рог. В руке он держал небольшое копье, придававшее его фигуре мужественную красоту.
После недолгого сомнения Сен-Обер снова остановил экипаж и дождался, пока незнакомец приблизится, чтобы спросить, далеко ли до деревни. Охотник ответил, что осталось проехать всего полмили, сам он идет туда же и с радостью покажет дорогу. Сен-Обер поблагодарил его за любезность и, привлеченный благородным видом и открытым выражением лица юноши, предложил место в экипаже. Охотник с благодарностью отказался, сказав, что пойдет рядом с мулами, и добавил: