Барьер между мной и тобой. Да и я тоже в своём роде барьер. Устранить его – мой шанс. И уж поверь, я его не упущу. Никогда бы не упустил. Я – не предатель. Просто у меня свои полюбовные интересы. И эти два барьера лишь мешают моей первоначальной цели.
Любить лишь тебя. Более мне ничего не надо! Мечтать, как говорится, не вредно. Но мои мечты идут вслед за голосами. А голоса не врут. Без них я был бы не я, а глупейший в мире человек. Так я – лишь кусок мяса, а с этими голосами я имею хоть какое‑то значение и наималейший опыт. Без них я равен абсолютному нулю. Как корона, жмущая со всех сторон, они сжимают мою голову, но взамен дают великие неземные знания. Бить я с ними мог любого врага, но нет во мне желания к уничтожению.
Но уничтожению подвластен другой человек. Да, я говорю про тебя. Арестовано моё чувство, ибо слишком оно порочно. Не должен же я любить любимую, поэтому принуждён буду любить машину. Слова мои не есть нечто лживое и порочное. Я видеть теперь тебя лишь желаю. Только видеть и не более того. Чувствую сейчас, что я максимально мелок и глуп. Каждая моя мысль исходит от меня, ко мне же и возвращается. Пропустить бы их дальше, но сам мозг этого мне позволить не может. Слишком уж пуст он, поэтому и держит даже самые глупые мысли при себе. Из‑за этого даже во рту и в горле, бывает, пересыхает. Таков уж уклад и строй моего тела. Тише от этого в своих выражениях, правда, я не становлюсь, но всё же. Царапать этими самыми словами могу, а вот цеплять – нет пока что. Пустяк всё‑таки, а не тема для письма. Из‑за этого пустяка я бы сам в петлю полез. Или, может быть, стоило на моей любимой машине разбиться? И правда. Так было бы элегантнее и было бы больше смысла в моём криво сделанном послании. Я ранен этими чувствами, а долгом моим является помочь себе избавиться от этой боли. Но не смогу не бояться. Я не буду уничтожать себя. Самоубийство есть самая огромная глупость. Нанесение себе ран есть меньшая, но всё‑таки глупость. Полюбить себя и всех вас мне доставит больше удовольствия, чем смысла. Думаю я только об этом всём, но до сих пор желаю лишь видеть тебя. Мог бы это устроить, но сам не знаю как. Только поправиться бы мне после этой бессонной ночи, что я потратил на письмо для одной только тебя. Честью для меня было бы только услышать крупицу твоего шёпота на моё свиное ухо. Да, свиное. Я – свинья и признаю это. Очередь для этого словосочетания точно пришла, ибо нет во мне мочи сдерживать всё то, что меня мучит. Ты не любишь меня. Наверное, ты слишком поздно вошла в мою жизнь. Именно оттого, что я это знаю, мне так горько. Я не молод и не красив. Меня бы, как собаку, убить. Но ты этого делать не будешь. Будешь ли ты моим другом? Время покажет. Теперь же я хочу извиниться за свинское моё отношение к Вам. Право, не надеюсь ждать ответ. Прошу лишь одного – дописать и встретиться. С моей стороны слишком глупо позволять себе писать эти пошлости. Я сам уже не ведаю, что творю. Похитительница моей души, жду. Сам не знаю, чего жду, но очень жду. Так я никогда не чувствовал. Но лучше пойду спать. Буду представлять свою машину. Нас даже смерть не разлучит. Без души, право, лучше. С душой есть какие‑то сомнения в её наличии. А если прослыть бездушной тварью, то и спрос, думаю, будет нулевой. Прощаюсь и жду. Боже, да я повторяюсь. Я так боюсь Вас, но буду надеяться на взаимные чувства. До встречи.
ЛИНА
С лица стальной решетки
Ни пред кем не подымал.
Александр Пушкин
Здравствуй, Элис. Клаас про тебя много рассказывал. Знаешь, тут ужасно.
Хочется только подругу бы обнять, а потом с ней пиво какое‑нибудь со вкусом чего‑нибудь выпить.
Я, правда, не то что бы пьющая девушка. Просто иногда хочется расслабиться, потому что здесь все лишь грузят мозги своими собственными проблемами. А мне всё‑таки не тридцать лет! Хочу жить на полную катушку! Тут все – такие тихушники, словно в сонное царство все попали. Никакого драйва! Строят из себя паинек, а на деле – моральные уроды. Каждый день презрения всё копятся и копятся, наполняя их грязные тщеславные душонки. С такими даже говорить тошно. Их противные языки мало того, что касались всяких непотребств, так ещё эти языки так и норовят кому‑то соврать, кого‑то предать или облапошить. Таково уж устройство городского человека. Я – приезжая. Родители сами с деревни, а в город я выезжала на учёбу. Но всё изменилось, когда меня настигла депрессия. Такое рокочущее и ноющее чувство, знаешь ли. Неприятно. Боли физической нет, потому что душевная её сполна заменяет. Ты не чувствуешь позитива в своей жизни. Нагнутая улыбка будет сопровождать тебя всю оставшуюся жизнь.