– Будешь? – Он протянул новому тренеру наполненный до краев хрустальный кубок.
– Что?! – У того едва не выпала челюсть от непередаваемого словами чувства. Он немного постоял с открытым ртом, прозревая, потом, краснея лицом, заорал: – Пошел вон! Вон! Пока я тебя не убил, пошел на хуй, мерзавец!
Сапрыкин тащился под низким грозовым небом куда глядели глаза. Вокруг простиралось бескрайнее поле ржи. Колосья застыли без движения, как перед бурей.
В радиусе горизонта не было ни души.
Сапрыкин не помнил, как он здесь очутился, но это его мало колыхало. Он просто шел по меже, отдыхая душой и телом. Ему было так хорошо, как бывает на страницах до дыр зачитанного любимого романа. Хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки.
Внезапно он увидел белобрысого мальчугана, сидевшего впереди прямо на дороге.
Подойдя поближе, он рассмотрел то, над чем склонялся мальчуган.
– Сыграем? – Пацан поднял веснушчатое лицо.
Сапрыкин удивился еще больше.
Потом, ни слова не говоря, сел напротив.
Настольный футбол казался хрупкой нелепой игрушкой. Сапрыкин пальцем-сосиской оттянул своего игрока и отпустил пластмассовую фигурку. Пружина под ним разогнулась, и раскрашенный мячик полетел куда-то в угол площадки.
Пацан выстрелил своим игроком и забил.
– Один ноль, – сказал он и передвинул на табло колесико.
Стало еще печальнее. Ко всему очень хотелось выпить.
– Бей, – кивнул ему пацан, двигая туда-сюда своим пластмассовым вратарем.
Сапрыкин посмотрел на игрушечного голкипера, который раскинул руки, будто собирался кого-то обнять, и снова оттянул игрока. Пружинка лопнула, и игрок с металлическим стуком хлопнулся оземь.
Сердце Сапрыкина неприятно екнуло.
Мальчик внимательно посмотрел на него.
Сапрыкин с надвигающимся ужасом глядел в светло-серые глаза мальчика, в один божий миг все постигая. Он был не готов к этому, и руки его дрожали.
– Ты проиграл, – тихо произнес пацан, отводя взгляд.
Сапрыкин хотел что-нибудь сказать, хотя бы одно слово, но тут из-за его спины вышла жена.
– А я что тебе говорила, – грустно сказала она. – Горе ты мое, горюшко. Давай-ка домой.
Он встал на ноги и пошел за ней.
Начался дождь.
Космос
1
Санька и Колька – космонавты. Полчаса назад они высадились на незнакомой планете. Идти нелегко, каждый шаг дается с трудом. Хочется пить и материться.
– Можно я поматерюсь? – говорит Санька.
Колька важно кивает.
– Давай.
Санька скороговоркой выдает тираду нецензурных слов. В том же порядке, что и всегда, но от этого их незримая сила, от которой становится щекотно в животе, не ослабевает.
– Теперь ты, – говорит он Кольке.
Вместо этого тот молча достает из кармана мятый тюбик. Отвинчивает пластмассовый колпачок и подносит к губам. Давит пальцами – рот наполняется сладким киселем.
– Кайф, – говорит Колька, глотая.
– Оставь немного, – просит Санька, состроив жалобную гримасу.
Колька милостиво передает приятелю наполовину выжатый тюбик.
– Только не выкидывай, – предупреждает он.
– Я знаю, где их много, – говорит Санька.
2
Колька сидит в пустом мусорном контейнере. «Вот она, ракета, – сказал Санька, когда они подошли ближе и, открыв крышку, заглянули внутрь. – Сегодня полетим». – «Сегодня или никогда», – согласился Колька.
Контейнер совсем новый, его привезли утром. Он стоит поодаль от остальных. Колька сидит в нем уже давно и ждет Саньку. Становится холодно. Он осторожно приподнимает крышку и видит звезды. Их так много, что у Кольки захватывает дух. Он мелко дрожит и не может оторвать от них глаз. Затем снова садится на дно, обхватывая руками согнутые в коленях ноги.
Через какое-то время ракета отрывается от земли и устремляется к звездам. Она дрожит вместе с Колькой – если он сейчас снова откроет крышку, то запросто вывалится прямо в открытый космос. Ему страшно – никогда в жизни он не чувствовал себя так одиноко. Чтобы подбодриться, он начинает материться. Сначала про себя, произнося мат, как молитву, потом шепотом, как заклинание.
К контейнеру подбегает псина и, обнюхав металлический бок, задирает заднюю лапу.
3
Колька наказан. Родители ушли на работу, но обещали добавить по приходу. Более того, он заперт на ключ. Колька бродит по квартире, тоскливо глядя на часы. До смерти – шести вечера – еще далеко, а до очередной серии про собаку Лэсси – полчаса. Он включает телевизор, стоящий в углу на тонких длинных ножках, и смотрит на телевизионную сетку. «У-у-у-у-у-у», – тянется на высокой ноте звук, заполняя комнату. «У-у-у-у-у», – вторит ему Колька с дивана. Внутри него снова появляется дрожь. Он подходит к телевизору и, подлезая, оказывается за ним.