На обратном пути они съехали с шоссе и купили баллон чёрной краски.
Даже после такой беготни они добрались только в глубину ничто, в глубину ночи.
Теперь этот глупый мальчик слышит сзади, как мамуля гремит баллоном краски: когда трясёт его, камешек внутри бьётся о разные концы, а мамуля рассказывает, что древнегреческая девушка была влюблена в юношу.
— Но тот юноша был из других краёв и должен был туда вернуться.
Раздаётся шипящий звук, и маленький мальчик чует запах краски. Мотор автобуса меняет тон, глухо ухает, и потом тарахтит быстрее и громче, и автобус немного трясётся, покачиваясь на покрышках.
И в ту ночь, когда юноша и девушка в последний раз были вместе, рассказывает мамуля, девушка принесла с собой лампу и поставила её так, чтобы тень возлюбленного падала на стену.
Краска из баллона замолкает, потом шипит снова. Сначала короткое шипение, потом длинное.
А мамуля говорит, что девушка обвела тень возлюбленного по контуру, чтобы у неё навсегда осталось свидетельство того, как он выглядел, документация этого текущего момента, последнего момента, в котором они будут вместе.
Наш малолетний плакса продолжает молча смотреть, уткнувшись в сияние фар. Глаза у него слезятся, и закрыв их, он видит сияние огней в красном цвете, прямо сквозь веки, сквозь собственную плоть и кровь.
А мамуля говорит, что на следующий день возлюбленный девушки ушёл, но его тень по-прежнему была на месте.
На секундочку малыш оглядывается назад, где мамочка обводит по контуру его глупую тень на грани утёса, только мальчик стоит так далеко, что его тень получается на голову выше матери. Его тощие ручонки кажутся широкими в обхвате. Его кряжистые ножки — длинными и вытянутыми. Его узенькие плечи — широко расправленными.
А мамуля говорит ему:
— Не смотри. Не шевели ни мышцей, иначе испортишь всю мою работу.
И это придурковатое малолетнее трепло отворачивается смотреть на фары.
Шипит баллон с краской, а мамуля говорит, что до греков никто не знал живописи. Вот так было изобретено рисование картин. Рассказывает историю о том, как отец девушки при помощи контура на стене воссоздал глиняный вариант юноши, и вот так изобрели скульптуру.
На полном серьёзе, мамуля сказала ему:
— Искусство никогда не является из счастья.
Вот так рождаются условности.
Теперь малыш стоит и дрожит в сиянии фар, пытаясь не шевелиться, а мамуля продолжает работу, рассказывая здоровенной тени, что когда-нибудь та научит людей всему, чему она её научила. Когда-нибудь она станет врачом и будет спасать людей. Возвращать им счастье. Или даже что-то большее, чем счастье — покой.
Её будут уважать.
Когда-нибудь.
Это даже после того, как Пасхальный Кролик оказался враньём. Даже после Санта-Клауса, Зубной Феи, святого Кристофера, ньютоновой физики и атомной модели Нильса Бора, этот глупый-преглупый малыш по-прежнему верил мамочке.
Когда-нибудь, когда станет большим, рассказывала мамуля тени, малыш вернётся сюда и увидит, как дорос точно до контура, который она запланировала для него в эту ночь.
Голые руки малыша тряслись от холода.
А мамуля сказала:
— Совладай с собой, чёрт возьми. Стой смирно, или всё испортишь.
И малыш пытался ощутить тепло, но какими бы яркими не были фары, они ни капли не грели.
— Мне нужно сделать чёткий контур, — поясняла мамуля. — Будешь дрожать — окажешься размытым.
Только по прошествии многих лет, пока этот глупый малолетний бездельник не закончил с отличием колледж, и не зарабатывал себе горб, чтобы поступить на медицинский факультет Южно-Калифорнийского Университета, — когда ему стукнуло двадцать четыре, и он был на втором курсе медфака, когда его мать положили в больницу, а его назначили опекуном, — только тогда на эту безвольную малолетнюю тряпку снизошло озарение, что стать сильным, богатым и серьёзным — это дело только половины жизненного пути.
А сейчас уши малыша болят от холода. Он чувствует, что задыхается, и у него кружится голова. Узенькая грудь этого малолетнего стукача вся в мурашках гусиной кожи. Его соски торчат от холода маленькими красными прыщиками, и малолетний эякулянт говорит себе: «На самом деле я это заслужил».
А мамуля просит:
— Постарайся хотя бы стоять ровно.
Малыш отводит плечи назад, и представляет, что фары — строй солдат на расстреле. Он заслуживает воспаление лёгких. Он заслуживает туберкулёз.