Судя по голосу, он улыбался.
* * *
Вышивая на пяльцах, я спрашивала себя: а что такое я? Какую загадку я могу предложить Аманесеру, который знает все?
Я оставила рукоделие и подошла к зеркалу. Все говорят, что я прекрасна; наверное, это в самом деле так. У меня тонкое лицо, гладкое, как мрамор, подсвеченное изнутри теплым румянцем. У меня золотые волосы до пят и голубые глаза.
Я умею наводить пушку и немного разбираюсь в технике, совсем немного. Я отлично умею вышивать... а больше ничего. Нет, вру - еще я танцую, умею петь: голос слабенький, но мелодичный, и я способна повторить самую сложную мелодию с первого раза...
Я женщина.
Достаточно ли этого, чтобы каждый день задавать загадки такому человеку, как Аманесер?
* * *
Диего тренировался в стрельбе из лука. Я подошла неслышно и наблюдала, не выказывая своего присутствия.
Перед каждым выстрелом он закрывал глаза и что-то шептал. Иногда его стрела попадала прямо "в яблочко" - такой выстрел сделал бы честь любому мастеру. Но чаще стрелы уходили мимо, выше и ниже, откалывали щепки от края мишени и ранили окрестные стволы. Диего закусывал губу и снова поднимал лук; ни одного выстрела, характерного для упорного новичка. Он стрелял либо как снайпер, либо как криворукий погонщик мулов.
- Диего!
- Сеньора? Простите, я всего лишь...
- За что ты извиняешься?
Он быстро снял тетиву - как будто боялся, что я попрошу дать пострелять. Спрятал лук за спину:
- Извините, сеньора, мне еще надо стрелы собирать.
- Диего, ты ведь ни в чем не виноват... Почему ты краснеешь?
Он совсем смутился:
- Я... я хочу быть рыцарем, донна Клара.
- И прекрасно!
- Но я не знаю, во имя чего, понимаете? Настоящие подвиги совершает только тот, чьи намерения... чьи мотивации, понимаете?
- Конечно.
- Я пытался... разное. Например, во имя дружбы. У меня был друг в детстве, его потом бык забодал. Во имя счастья всех людей... ничего не получается! Если я с такой мотивацией выйду на дорогу, меня же первый встречный наденет на копье, как бабочку. А...
Он запнулся.
- Понимаю, - сказала я медленно.
Он покраснел еще больше. Вытер нос тыльной стороной ладони.
- Два рыцаря не могут сражаться именем одной дамы. Я знаю. Если рыцарь хочет получить право сражаться за сеньору, которая уже отдала свое сердце другому, он должен вызвать ее рыцаря на поединок. Я знаю закон.
- Диего, милый, - сказала я. - Не вызывай Аманесера. Мне будет очень жаль тебя, поверь.
- Правда? - тихо спросил он.
- Ну конечно.
Он вдруг улыбнулся. Смущение, робость, чувство вины слетели с него, как шелуха, он выпрямился, поднял острый подбородок, и я впервые увидела, что он выше меня на голову.
- Спасибо вам, донна Клара. Мне придется выбирать. Либо я никогда не опояшусь мечом, либо я вызову все-таки на поединок дона Аманесера. Знаете, я страшно ему благодарен. Если бы он не убил моего бедного сеньора, я никогда не узнал бы... прожил жизнь - и не узнал бы, что вы есть на свете. Конечно, грустно будет, если... когда он меня проткнет копьем, но ведь и справедливо, и... красиво! А может быть...
Его лицо изменилось. Только что передо мной стоял влюбленный мальчишка - и вдруг мужчина, ждавший своего часа, рывком перехватил управление в его лохматой голове.
- Донна Клара, - сказал Диего неожиданно низким хрипловатым голосом. Конечно, дон Аманесер непобедим. Но ведь и я стану сражаться вашим именем! А я, может быть... донна Клара, ведь моя любовь не слабее, чем у дона Аманесера! Я бы вышел с ним на поле не для того, чтобы погибнуть за вас. А для того, чтобы жить. Донна Клара. Вы разрешите мне хотя бы попробовать?
Он протянул руку.
Следовало остановить наглеца раньше. Я сама виновата - была к нему слишком добра. Слишком многое позволяла. А теперь придется проявить жестокость.
Я отправлю его прочь. С позором выставлю за ворота. Я велю вышвырнуть его с крыльца вниз головой.
У него была жесткая, неожиданно волевая ладонь. Некстати вспомнилось, как мы вместе просматривали чип побежденного рыцаря-сладострастника, донора аккумулятора для пушки.
Почему он должен расплачиваться за мои ошибки? Надо просто сказать ему - мягко, - чтобы не зарывался. Сказать сейчас!
Он легонько сжал мою руку. Горячая. Сильная. Умная ладонь. Мурашки побежали от его руки - по моей, выше и выше...
- Донна Клара! Ради вас. Вашим именем. Всегда.
* * *
Я заперлась в своей комнате и не вышла к ужину. Я вышивала цветущее апельсиновое дерево, это была очень тонкая работа, очень кропотливая стежок за стежком. Болели глаза, и очень болели натруженные пальцы. Я вышивала при свечах, не поднимая головы, до рассвета; всякий раз, когда я пробовала остановиться и отдохнуть, из темноты ко мне являлось разгоряченное лицо Диего с прилипшими ко лбу темными прядками, с горящими глазами, с мягкими влажными губами. Тогда я принималась шить вдвое прилежнее - стежок за стежком.
* * *
Под вечер мутное зеркальце вспыхнуло, отражая нездешнее пламя. Вместо Аманесера на меня глянула женщина - мне пришлось мысленно собирать ее лицо из осколков. В маленьком зеркальце помещался либо черный глаз с красной искоркой, либо уголок изогнутого рта, либо половинка носа с раздувающейся ноздрей.
- Он мой! - с торжеством кричала женщина, и в зеркале колебались ее волосы, черные и скрученные, как проволока. - Теперь он мой! Приди и возьми его, донна Клара, возьми своего рыцаря рассвета, приходи в Замок Источника, спляшем вместе!
И заливалась хохотом, от которого у меня во рту становилось кисло.
Я придавила зеркальце подушкой - новой информации оно дать не могло, а хохот колдуньи деморализовал меня. Несколько минут ушло на то, чтобы умыться, причесаться и взять себя в руки; потом я поднялась на крышу, где вот уже вторые сутки безвылазно жил Диего.
Увидев меня, он испугался. Наверное, решил, что я пришла выгонять его, и так покорно и безнадежно глянул снизу вверх, что, будь я в самом деле настроена решительно - от этого взгляда ослабела бы.
- Диего, с Аманесером беда, - сказала я и описала все, что видела в зеркальце.
Он сразу же выпрямился, губы сжались в линию, в глазах появился металлический блеск.
- Я иду, донна Клара. Я знаю, как найти Замок Источника. Это донна Фуэнте, колдунья, у нас в поселке про нее каждый ребенок знает. Я уже иду.