— А что это за дань?
— Это деньги за покровительство, или отступные, которые кое-кто из помещиков и землевладельцев с Равнины, живущих недалеко от гор, платит какому-нибудь горскому вождю, чтобы он их сам не тревожил и другим не позволял. Если, несмотря на это, у вас украдут коров, вам остается только дать ему знать, и он добудет их обратно, а то еще отнимет несколько голов скота у какого-нибудь своего врага, живущего подальше, и отдаст вам их в качестве возмещения.
— И такого вот гайлэндского Джонатана Уайлда [Уайлд, Джонатан (1682-1725) — английский преступник, организовавший систему воровства и возвращения краденого за выкуп, преследовавший при этом тех воров, которые не входили в его организацию. Его похождения описаны Филдингом в книге «Жизнь Джонатана Уайлда Великого» (1743).] принимают в обществе и называют джентльменом?
— Настолько принимают, — сказала Роза, — что ссора у него с моим отцом произошла на одном собрании местных землевладельцев, где он захотел пройти впереди всех джентльменов, имеющих поместья на Равнине, только мой отец не потерпел этого. И тогда он сказал отцу, что ведь барон Брэдуордин в его зависимости, так как платит ему дань; и отец пришел в страшное негодование, потому что приказчик Мак-Уибл, который любит вести дела по-своему, оказывается, платил эту дань втайне от отца, а проводил ее в своих отчетах как поземельный налог. И они обязательно подрались бы на дуэли, но Фергюс Мак-Ивор заявил с величайшей учтивостью, что никогда не поднимет руку на человека, убеленного сединами и пользующегося таким уважением, как мой отец. О, как бы я хотела, чтобы они были по-прежнему друзьями!
— А вы когда-либо видели этого мистера Мак-Ивора, так, кажется, его зовут, мисс Брэдуордин?
— Нет, так его звать не принято; а если бы вы стали величать его «мастер», он принял бы это за своего рода оскорбление, разве только что вы англичанин и обычаев не знаете. Но жители Равнины зовут его, как и других дворян, по поместью, в данном случае — Гленнакуойхом, а гайлэндцы — Вих Иан Вором, то есть сыном великого Джона, а мы здесь, в предгорьях, зовем его безразлично — и так и сяк.
— Боюсь, что моему английскому языку не удастся выговорить ни того, ни другого.
— Но он очень вежливый и привлекательный человек, — продолжала Роза, — а его сестра Флора — одна из самых прекрасных и образованных девушек в округе: она воспитывалась в одном французском монастыре и была моей закадычной подругой до этой несчастной ссоры. Милый капитан Уэверли, постарайтесь как-нибудь подействовать на отца, чтобы примирить их. Я уверена, что наши беды только начинаются; Тулли-Веолан никогда не был безопасным и спокойным местом, когда мы ссорились с гаилэндцами. Когда мне шел всего десятый год, помню, произошла стычка за мызой между их отрядом человек в двадцать и моим отцом с его слугами. Они подошли так близко, что пулями пробило несколько стекол с северной стороны. Трое гайлэндцев было убито, наши слуги завернули их в пледы, внесли в сени и положили на каменный пол, а на следующее утро пришли их жены и дочери, всплескивали руками, и выкрикивали свой коронах note 201, и вопили, и забрали к себе тела под звуки волынок. Я целых полтора месяца не могла спокойно спать, все вскакивала, — мне то и дело слышались эти ужасные крики и мерещились трупы, лежащие на ступеньках, окоченелые и закутанные в кровавые тартаны note 202. Но после этого к нам явился отряд из стерлингского note 203 гарнизона с ордером за подписью лорда — верховного судьи и какого-то там важного человека и забрал у нас все оружие. Вот я и думаю: как нам защищаться, если их придет целая сила?
Уэверли невольно вздрогнул, услышав историю, так живо напоминавшую ему собственные видения наяву. Перед ним была девушка, едва достигшая семнадцати лет, и по характеру и по виду — кротчайшее в мире существо, а между тем этой девушке пришлось собственными глазами видеть одну из тех сцен, которые он вызывал в своем воображении, когда представлял себе события давно минувших лет, и говорила она об этой сцене совершенно хладнокровно, так, как если бы она могла в любой момент повториться. Его охватило одновременно и сильнейшее любопытство и сознание опасности, способное лишь обострить интерес. Он мог бы воскликнуть, как Мальволио note 204: «Я сейчас не обманываюсь, не даю воображению шутить со мной! Я действительно в стране военных и романтических приключений, и весь вопрос лишь в том, какое участие буду в них принимать лично я».
Все, что он узнавал о состоянии страны, казалось ему равно новым и необычным. Ему часто приходилось слышать о гайлэндских разбойниках, но ему и в голову не приходило, что их набеги носят такой систематический характер и что в этом деле им потворствуют и даже поощряют их многие горские вожди, которые считают эти криги, или набеги, полезными для обучения членов своего клана военному делу, а также для того, чтобы держать в спасительном страхе своих равнинных соседей и взимать с них, как мы видели, дань под видом оказания им защиты.
Тут вошел приказчик Мак-Уибл и сообщил еще ряд подробностей. У этого почтенного джентльмена манера выражаться была настолько окрашена его профессией, что Дэви Геллатли однажды выразился: «Его речи все равно что обвинение в разбое». Он заверил нашего героя, что с самых незапамятных времен эти беззаконные воры, бездельники и пропащие люди с гор по причине единства их прозвищ сталкивались на предмет учинения различных похищений, грабежей и разбойничьих действий в отношении честных людей с Равнины, причем не только посягали на их добро и пожитки, хлеб, скот, лошадей, овец, надворную и домовую утварь по злостному своему усмотрению, но сверх того брали пленных, взимали за них выкуп или устрашением заставляли их принимать обязательства вступить в зависимость от них — все действия, прямым образом предусматриваемые Книгой статутов, как актом за номером одна тысяча пятьсот шестьдесят семь, так и различными иными; каковые узаконения со всеми принятыми или могущими быть впоследствии принятыми статьями подвергались постыдному нарушению и поруганию со стороны упомянутых сорнеров, бездельников и пропащих людей, объединенных в товарищество ради указанной цели хищения, грабежа, поджогов, человекоубийства, raptus mulierum, или насильственного умыкания женщин, и тому подобных бесчинств, как было сказано выше.
Уэверли казалось просто сном, что подобные насилия никому не представлялись чем-то из ряда вон выходящим и о них толковали как о привычных и естественных явлениях, повседневно случающихся в непосредственном соседстве, и, главное, что все это происходило не где-нибудь за тридевять земель, а в пределах благоустроенного в иных отношениях острова Великобритании.
Глава 16. Неожиданный союзник
Барон вернулся к обеду в значительной мере успокоенный и в прежнем добром расположении духа. Он не только подтвердил все то, что рассказывали Эдуарду Роза и приказчик Мак-Уибл, но добавил еще множество случаев из жизни горной Шотландии и ее обитателей, которых сам был свидетелем. О вождях кланов он отзывался как о джентльменах с высокими понятиями о чести и весьма знатного рода. Слова их почитались законом для всех членов их клана.
— Конечно, им не подобает, — сказал он, — как тому были недавние примеры, считать, что их prosapia, или родословная, основанная по большей части на вздорных и льстивых сказаниях их синнахиев, или бардов [Синнахии, или барды — шотландские народные певцы.], может в какой-то мере сравниться со свидетельством древних хартий и королевских грамот, пожалованных знатным домам Нижней Шотландии различными шотландскими монархами; тем не менее таковы их outrecuidance [высокомерие (франц.).] и самонадеянность, что они позволяют себе свысока смотреть на владеющих подобными документами, как будто все земли этих дворян можно было бы поместить в овечью шкуру […как будто все земли этих дворян можно было бы поместить в овечью шкуру… — игра слов: sheep's skin — овечья шкура, sheepskin — пергамент. Второй смысл; они владеют своими землями только на бумаге.].
Note202
Тартан — шерстяная клетчатая ткань, из которой шотландские горцы шили национальные костюмы.