Перечень красавиц, еженедельно выставлявших напоказ свои наряды в приходской церкви Уэверли, был невелик и не отличался изысканностью. Наиболее сносной из них, без сомнения, была мисс Сиссли, или, как ей более нравилось именоваться, мисс Сесилия Стаббс, дочь сквайра Стаббса из поместья Грэйндж. Не знаю, было ли это результатом «чистейшей случайности» — выражение, которое в женских устах не всегда исключает преднамеренность, — или сходства вкусов, но мисс Сесилия не раз встречалась Эдуарду во время его обычных прогулок по Уэверли-Чейсу. До сих пор ему в этих случаях не хватало мужества подойти к ней, но встречи все же оказывали свое действие. Романтический влюбленный — это странный идолопоклонник, которому иногда безразлично, из какого чурбана создает он предмет своего обожания; во всяком случае, если природа дала этому предмету достаточную долю привлекательности, он легко может разыграть роль ювелира и дервиша note 55 в восточной сказке note 56 и щедро наделить ее из сокровищницы собственного соображения сверхъестественной красотой и всеми свойствами умственного богатства.
Но прежде чем прелести мисс Сесилии Стаббс возвели ее на пьедестал богини или по крайней мере той святой, имя которой она носила note 57, до мисс Рэчел Уэверли дошли кое-какие сведения, побудившие ее предупредить надвигающийся апофеоз. Даже самые простодушные и бесхитростные женщины (да благословит их бог!) обладают врожденной прозорливостью в этих делах, доходящей, правда, порой до того, что иная заподазривает нежные чувства там где их отродясь не бывало, но редко уж пропускает происходящее на глазах. Мисс Рэчел весьма осторожно задалась целью не побороть угрожавшую опасность, а уклониться от нее, и указала брату на то, что наследнику его имени не мешало бы узнать свет лучше, чем это было совместимо с постоянным пребыванием в Уэверли-Оноре.
Сэр Эверард сначала и слышать не хотел о плане, который грозил разлучить его с племянником. Он готов был допустить, что Эдуард слишком зарылся в книги, но в юности, как он слышал, только и учиться, а когда страсть племянника к чтению немножко уляжется и его голова будет начинена науками, он, без сомнения, примется за сельские занятия и за охоту. Он сам часто сожалел, что в дни своей юности не отдал больше времени чтению: от этого он не стал бы хуже охотиться или стрелять, а эхо сводов святого Стефана вторило бы более пространным речам note 58, чем ревностные «Нет, нет», которыми он встречал все предложения правительства, в то время когда заседал в парламенте при Годолфине note 59.
Но страхи тетушки Рэчел внушили ей ловкость, необходимую для достижения цели. Все представители их дома побывали в чужих краях или служили отечеству в армии, прежде чем окончательно осесть в Уэверли-Оноре. Она взывала в подтверждение справедливости своих слов к генеалогическому древу — авторитету, которому сэр Эверард никогда не перечил. Короче говоря, Ричарду Уэверли было сделано предложение направить своего сына попутешествовать под руководством его наставника мистера Пемброка. Путешествие должен был щедро оплатить баронет. Отец не возражал против такого плана, но когда он случайно упомянул о нем за столом у министра, великий человек нахмурился. Далее все выяснилось в разговоре наедине. Было бы весьма нежелательным, заметил министр, чтобы молодой человек, подающий такие надежды, во время путешествия по континенту следовал во всем указаниям воспитателя, выбранного, без сомнения, его дядей, прискорбные политические воззрения которого были общеизвестны. В каком обществе окажется мистер Эдуард Уэверли в Париже, каково оно будет в Риме, где претендент и его сыновья всюду расставили свои ловушки, — вот о чем надлежало подумать мистеру Уэверли. Со своей стороны он мог только сказать, что его величество настолько ценит заслуги мистера Ричарда Уэверли, что если бы его сын собрался поступить на несколько лет в армию, он мог бы рассчитывать на эскадроны в одном из драгунских полков, недавно возвратившихся из Фландрии note 60.
Намеком, выраженным и подкрепленным в такой форме, нельзя было пренебречь безнаказанно, и Ричард Уэверли, хоть и с превеликим опасением оскорбить предрассудки своего брата, счел невозможным отказаться от предложенного сыну назначения. Дело было в том, что он весьма надеялся (и не без основания) на привязанность сэра Эверарда к Эдуарду и считал, что, если последний предпримет какой-либо шаг, повинуясь отцовской воле, дядя не будет на него сердиться. Два письма оповестили баронета и его племянника об этом решении. Сыну своему Ричард сообщал исключительно фактическую сторону дела и указывал, какие приготовления нужно сделать для поступления в полк. Брату он писал более многословно и не столь прямолинейно. В самых лестных выражениях Ричард соглашался с ним в том, что сыну необходимо лучше узнать свет, и даже смиренно благодарил за предложенную помощь; выражал, однако, глубочайшее сожаление, что в настоящее время Эдуард не в состоянии следовать плану, начертанному его лучшим другом и благодетелем. Ему самому было больно думать о праздности юноши в том возрасте, когда все его предки уже носили оружие; его величество сам изволил осведомиться, не находится ли во Фландрии молодой Эдуард, когда в такие годы его дед уже проливал свою кровь за короля во время великой гражданской войны. Юноше готовы были поручить командование эскадроном. Что ему оставалось делать? У него не было времени спросить мнение старшего брата даже в том случае, если бы с его стороны возникли какие-либо возражения против того, чтобы его племянник пошел по славным стопам своих предков. Короче говоря, Эдуард стал теперь (с величайшей легкостью перескочив чины корнета и лейтенанта) капитаном драгунского полка, находившегося под командой Гардинера note 61. К месту службы в Данди в Шотландии он должен был явиться в течение месяца.
Сэр Эверард воспринял это известие со смешанными чувствами. При вступлении на престол Ганноверской династии он отказался от парламента, и поведение его в памятном 1715 году возбудило некоторые подозрения. Ходили слухи о том, что при лунном свете в Уэверли-Чейс собираются фермеры и приводят туда коней; поговаривали также о ящиках с карабинами и пистолетами, купленными в Голландии и адресованными баронету, но перехваченными благодаря бдительности одного верхового таможенника (за эту услужливость с ним в безлунную ночь расправилась компания дюжих крестьян: его подбрасывали и вываливали из одеяла, за которое тянули с четырех концов). Говорилось даже, что при аресте сэра Уильяма Уиндэма note 62, лидера партии тори, в кармане его шлафрока было обнаружено письмо сэра Эверарда. Но явных действий, свидетельствующих о государственной измене, не было, и правительство, удовлетворившись подавлением восстания 1715 года, сочло неблагоразумным и небезопасным преследовать мщением иных лиц, кроме несчастных дворян, поднявших против него оружие.
Для себя сэр Эверард не ожидал тех последствий, о которых распускали слухи его соседи-виги. Было прекрасно известно, что он давал деньги нескольким нортумберлендцам и шотландцам, взятым в плен под Престоном в Ланкашире note 63 и заключенным в Ньюгете и Маршалси note 64. На суде некоторых этих несчастных джентльменов защищал не кто иной, как его поверенный и постоянный стряпчий. Впрочем, общее мнение было таково, что, если бы у министров были реальные доказательства причастности сэра Эверарда к мятежу, он не дерзнул бы держать себя так вызывающе при существующем правительстве или, во всяком случае, не смог бы это делать безнаказанно. Чувства, которые руководили им тогда, были проявлениями юношеской горячности в смутную пору истории. С этого времени якобитизм сэра Эверарда стал понемногу спадать, как пламя, гаснущее от недостатка топлива. Его преданность торийской партии и Высокой церкви поддерживалась еще некоторой деятельностью на выборах и на съездах мировых судей, происходивших раз в три месяца, но его воззрения в области престолонаследия впали в своего рода спячку. Тем не менее его сильно покоробило то, что племяннику придется служить при Брауншвейгской династии note 65, тем более что, не говоря уже о его строгой и возвышенной точке зрения на родительский авторитет, ему было невозможно или, во всяком случае, чрезвычайно опасно воспротивиться этому своею властью. Подавленная досада излилась в многочисленных междометиях, выражающих раздражение и негодование, которые были приписаны в данном случае начинающемуся якобы приступу подагры. Наконец достойный баронет велел принести себе «Военный ежегодник» и утешился, обнаружив, сколько потомков подлинно лояльных фамилий, сколько всяких Мордонтов, Грэнвилей и Стэнли служило в настоящее время в армии. Тогда, призвав на помощь все чувства семейного достоинства и воинской славы, он с несколько фальстафовской логикой решил, что раз страна воюет, хоть и постыдно сражаться не на стороне единственно правых защитников отечества, но лучше сражаться даже с теми, кто очернил себя чем-либо похуже узурпации, только бы не сидеть сложа руки. Тетушке Рэчел было, конечно, не слишком приятно, что ее замысел привел не совсем к тому, о чем она мечтала, но ей пришлось подчиниться обстоятельствам. От своего разочарования она отвлеклась заботами о снаряжении племянника в поход и утешилась предвкушением радости увидеть его во всем блеске военной формы.
Note55
…роль ювелира и дервиша… Ювелир и дервиш — персонажи сказки «Семь влюбленных» из сборника «Восточные повести, переведенные английскими стихами» Джона Хоппнера (1758-1810).
Note57
…возвели ее на пьедестал… той святой, имя которой она носила… — Святой Цецилии, считавшейся у католиков покровительницей музыки.
Note58
…эхо сводов святого Стефана вторило бы более пространным речам… — В здании церкви св. Стефана заседала палата общин.
Note59
Годолфин, Сидней (1645-1712) — английский государственный деятель, стоявший во главе финансового управления и пользовавшийся большим влиянием.
Note60
…в одном из драгунских полков, недавно возвратившихся из Фландрии… — Англия принимала участие в воине за австрийское наследство (1741-1748), в которой столкнулись интересы главных государств Европы; в ходе этой войны английские войска высадились во Фландрии.
Note61
Гардинер, Джеймс (1688-1745) — полковник драгунского полка, павший в битве под Престоном во время восстания якобитов.
Note62
Уиндэм, Уильям (1687-1740) — английский политический деятель, был арестован за участие в мятеже 1715 г., но выпущен на поруки и в дальнейшем к суду не привлекался.
Note63
…нескольким нортумберлендцам и шотландцам, взятым в плен под Престоном в Ланкашире… — Под Престоном была разбита осенью 1715 г. армия сторонников претендента под командованием графа Мара.