Титов проводил взглядом Чогошвили, скрывшегося в углу у тахты, и, вздохнув, положил фуражку на стол. С одной стороны, конечно, время на пустяки тратить не хотелось, а с другой — день выдался насыщенным и давно перевалил за середину, и поручик, стоило об этом задуматься, почувствовал себя голодным. А чай с баранками определённо полезней для живота, нежели очередная поездка через весь город.
В уголовном сыске пили кипрей — диковинка для уроженца Петрограда, где вернувшаяся лет тридцать назад мода на этот народный напиток не прижилась, даже невзирая на благосклонность к нему императорской фамилии. Титов взялся за незнакомое питьё с опаской, однако распробовал, хотя и счёл его не лучшей заменой чаю привычному, китайскому.
У чайника время, впрочем, напрасно не теряли. Поручик успел пересказать Элеоноре обстоятельства обнаружения тела для заведения дела. Та поахала, но скорее восторженно, чем испуганно, что-то пометила в блокноте, взяла у Аэлиты ленту с показаниями вещей. В Департаменте имелась специальная машина для расшифровки таких записей: закладываешь ленту, а на выходе получаешь лист с понятным печатным текстом. Собственно, именно с её помощью большинство служащих и работало, а уникумов, которые вроде Брамс способны читать перфоленту, среди местных вещевиков было немного: такими навыками больше могли похвастаться учёные, нежели полицейские.
— Какое необычное, волнующее происшествие, — проговорила наконец Элеонора, задумчиво раскуривая папиросу. — Нагая дева в венке…
— Она не нагая, она была в рубашке, — кашлянув, поправил Натан.
— Неважно, — отмахнулась она, мечтательно глядя на клубы дыма. — Нагая дева в белой рубашке медленно плывёт по воде — с волны на волну, с волны на волну. Горит сквозь стелющуюся дымку тумана, потрескивая, свеча. Пахнет воском, сыростью и самую малость тленом… Волшебно! Держу пари, автор сего шедевра — из декадентов.
Тут поперхнулся даже Адам, вроде бы привыкший к Михельсон за прожитые здесь месяцы. Элеонора отвлеклась от живописания картины и переложила мундштук в другую руку, чтобы постучать Чогошвили по спине, а Титов уточнил:
— Здесь они еще есть? Декаденты. Мне казалось, Великая война излечила всех этих безумцев от упоения смертью, разве нет?
— Ну, здесь-то войны не было, — логично возразила делопроизводительница и равнодушно пожала плечами. — Впрочем, мода давно прошла…
— Скорее уж, дикари какие-то, — прокашлялся Адам и наконец освободился от заботы Элеоноры, рука которой была на удивление тяжела. — Я вот слыхал, будто язычники так мертвецов хоронили. На лодку клали — и в море.
— Деточка, где ты здесь море нашёл? — поморщилась Михельсон. — А что до язычников, так нет ничего проще, можно с них и спросить.
— То есть как? — опешил Натан. — Здесь что, и язычники есть?!
— Куда ж без них? — Элеонора вновь скучающе повела плечами, словно не замечая изумлённых взглядов остальных — не только Адама, но и помалкивавшей всё это время Аэлиты. — За рекой, на Песчаном острове их община.
— И что, церковь терпит? — продолжил недоумевать поручик.
— А что она сделает? — Женщина насмешливо вскинула брови. — Сидят тихо, носу в город почти не кажут, ни к кому не лезут, шума и беспокойства от них никакого. Попы ругались, народ поднять пытались, но народ нынче попов слушает мало, чай не средневековье, а уж на этих горемык тем паче всем наплевать. О них вон и не знает почти никто, — она кивнула на присутствующую молодёжь. — В город приплывают — мирно продают свою рыбу, шерсть да поделки деревянные, люди как люди, а что на них креста нет — так кто щупать полезет! И жертв человеческих до сих пор не приносили. Думаешь, начали? — оживилась Михельсон.
— Нет, — решительно отмахнулся Титов, даже поморщился недовольно.
— Почему вы так уверены? — полюбопытствовал Адам.
— Остров ниже стрелки, — пояснил Натан.
— И что? — снова вступила Элеонора.
— Тело нашли на самой стрелке, на мысу, приплыло оно со стороны притока. Зачем им тащить тело вверх по притоку, с тем чтобы потом отпустить в вольное плавание? Нет, ерунда, тут что-то иное. Живут здесь язычники, как я понимаю, давно, и если бы это был их обряд — тела попадались бы чаще. А если это первый и единственный случай… Больше никаких общин нет? Вверх по притоку. Кришнаиты, сатанисты, чернокнижники? — мрачно уточнил он. — Разумеется, исключительно мирные и безобидные!
— Увы, — Михельсон выразительно развела руками с таким видом, словно в самом деле сожалела. Мгновение помолчав, добавила веско: — Старообрядцы есть. И поповцы, и беспоповцы. С церквями своими, на Москательной буквально дверь в дверь. И костёл на Алексеевской.