Откликаясь на откровенность Нортона, Диана искренне призналась, что благодаря ему она получила гораздо большее удовольствие от этой экскурсии.
— Одна я чувствовала бы себя более скованной и уж, конечно, не пообедала бы так по-королевски, — сказала она, улыбаясь. — Спасибо за чудесный день.
— Который еще далеко не закончился, — подчеркнул Нортон и наполнил ее бокал.
Отпивая шампанское маленькими глотками, Диана рассказала ему, что она перелистала путеводитель, пока сушила волосы, отыскивая названия зданий, которые произвели на нее наибольшее впечатление.
— Хотя, кроме собора святого Марка и Дворца дожей, наиболее ярко я запомнила палаццо со спиральной лестницей.
— В Венецию нужно возвращаться снова и снова, — сказал Нортон. — Сегодняшняя экскурсия — это не более чем скольжение по поверхности.
— В следующий раз я бы хотела прокатиться на гондоле и осмотреть галереи и церкви, — сказала она. — Но лишь Господь знает, когда это осуществится.
— Вы говорили, что должны посетить три отеля. Куда вы поедете после Виваро?
— В Парону. Это город, где Маркус Фишер написал свою драму «Все проходит». Я остановлюсь на вилле «Чезаре», где он когда-то жил и даже принимал в качестве гостьи одну августейшую особу, — объяснила Диана. — Мой босс имеет обыкновение сам осматривать столь романтические места, но в этот раз он доверил составление отчета мне.
— А после этого?
— Вернусь домой в свою квартиру в Илинге. Это достаточно близко от агентства, так что я хожу на работу пешком. Мой отец живет недалеко от Челтнема, и Китти, когда она не в колледже, проводит время то с отцом, то со мной. В этом году она была здесь, и, конечно, мы ужасно скучали без нее.
Внезапно она оборвала рассказ и замахала рукой, отказываясь от шампанского, которое предлагал Нортон.
— Нет-нет, больше не надо, а то я не смогу держать вилку и нож!
— Тогда идемте есть, — немедленно отреагировал он.
Они сели за столик у окна, сквозь которое был виден освещенный парк и отражающаяся в зеркале бассейна луна. Диана тайно призналась себе, что ужин в обществе Нортона действительно превратил этот вечер в особенный, совершенно не сравнимый со вчерашним. Двадцать четыре часа назад она еще даже не была с ним знакома. Их первая встреча была далека от идиллии. Если бы кто-нибудь сказал ей тогда, что она примет приглашение на ужин от этого сердитого, неприязненно настроенного мужчины, который был так резок с ней, она бы не поверила. И вот они вместе за столом при свечах, и ей приятно находиться в обществе Нортона Брента, приятно настолько, что в данных обстоятельствах это граничит с безрассудством. Она постаралась отогнать от себя эту мысль и приступила к омару, который был подан вслед за дыней и сырокопченой ветчиной. Ее вспугнул неожиданно прямой вопрос Нортона о том, есть ли в ее жизни мужчина.
— Нет, — помедлив, сказала она.
— Вы ответили не сразу. Почему?
— Я хотела добавить — не сейчас.
— В жизни такой женщины, как вы, тем более достигшей вашего возраста, должны были быть мужчины, — сказал он, откидываясь на спинку стула.
— И каков же мой возраст, по вашему мнению? — весело отреагировала она.
— Вы говорили мне, что Китти сейчас двадцать и что, когда вам было девятнадцать, ей было десять. Почему вы так удивлены?
— Я не ожидала, что вы так внимательны к деталям, — сказала она, улыбнувшись. — Впрочем, я все равно не стала бы скрывать. Если хотите знать точно, в сентябре мне будет тридцать, но мой возраст волнует меня в последнюю очередь.
— Вполне возможно. Я старше вас на девять лет, но еще не считаю себя развалиной.
Эти слова невольно развеселили ее, лишь только она взглянула на его долговязую фигуру.
— Что вас так рассмешило? — спросил он.
— Я просто подумала, что трудно вообразить что-нибудь менее разваливавшееся.
— Спасибо, мада-ам, — сказал он, нарочито растягивая слова, и наклонился вперед. — Скажите, Диана, почему, когда я спросил вас, всегда ли вы носите зеленое, на вашем лице появилось такое странное выражение?
Она помедлила с ответом, воспользовавшись паузой, пока официант менял тарелки.
— Один близкий мне человек верил в одну-единственную плохую примету. Он насмехался по поводу пятницы тринадцатого числа и проходил под лестницей, но был твердо убежден, что зеленый цвет приносит ему несчастье. Однажды он попал в тяжелую аварию, когда ехал на зеленой машине, и с тех пор возненавидел зеленый цвет.
— А как насчет ваших глаз? — с любопытством спросил Нортон.