— Надо платить, кузен Жозе Паулино, вы обязаны платить, я, префект Виторино, требую выполнения закона. Придется платить!
Он закричал это во весь голос.
Появилась испуганная Адриана.
— Что с тобой, Виторино?
Но, увидев, что в комнате никого нет, воскликнула:
— Тебе что-нибудь приснилось?
— Ничего мне не приснилось. Оставь меня в покое.
Наступила светлая лунная ночь. Виторино подошел к двери.
Послышались звуки колокольчиков. Приближался кабриолет полковника.
— Вон едет это дерьмо Лула!
Свет фонарей был по сравнению со светом луны тусклым. Коляска проехала мимо двери капитана Виторино, лошади едва плелись по дороге. Виторино увидел в коляске старика вместе с его семьей. Хозяин энженьо не снял перед ним шляпу, но Виторино отчетливо услышал голос доны Амелии, которая пожелала ему доброго вечера. Этот пес Лула не считает его человеком. Он даже осмелился однажды выгнать его из своего дома. Какая глупость — разъезжать в коляске, когда имение твое разорено, заливные луга заросли кустарником, а сахароварня не работает. Лула освещала рощи, слегка колыхавшиеся от мягкого ветра. В тишине слышался только далекий звон колокольчиков да вой собак. В курятнике доны Адрианы запели петухи.
— Хороша ночь! — сказал Виторино жене. — Мне жалко кума Жозе Амаро. Как-то он там один в заброшенном доме?
— Я дала Пассариньо немного продуктов.
— Паршивый негр!
— Он очень предан куму.
— Старуха, завтра мне надо во что бы то ни стало подняться. Я не неженка, чтобы сидеть дома. Выборы на носу, а я валяюсь в гамаке. Эх, и провалю же я с треском Жозе Паулино!
— Виторино, мне кажется, ты еще не совсем поправился.
— У меня уже все зажило. Разве ты не видела, кум и слепец не остались лежать в гамаке брюхом кверху, как беременные бабы? А их избили сильнее меня. Уважающий себя человек не должен сдаваться. Я завтра же пойду к избирателям в Серинью. Хочется взглянуть на физиономию Маноэла Феррейры. Эта собака живет в Серинье, обворовывает народ, пользуясь тем, что он депутат. Это еще одна подлость Жозе Паулино — допустить, чтобы в ассамблею штата прошел такой тип, как Маноэл Феррейра. Я покончу со всем этим!
— Оставь, Виторино, тебе опять достанется.
— Что значит — достанется? Человеку, который борется, всегда достается. Замолчи! Я схватился с полицией и вызволил троих из тюрьмы. Разве это значит, что мне досталось? Почему ты не уехала вместе с сыном? Было бы лучше. По крайней мере, ты бы не приставала ко мне с этими своими глупыми рассуждениями! Твоего мужа, жена, никто никогда не обидит. Не говори больше таких вещей!
Он встал и вышел из дому.
— Виторино, на улице роса, ты можешь простыть. Ведь ты всю ночь кашлял. Надень шляпу.
Старик не ответил. Отчаянно лаяли собаки.
— Вот сволочи, никак не угомонятся. Как будто хотят укусить луну.
— Иди в дом, Виторино, очень холодно. Ты схватишь насморк.
Он не ответил. Завтра снова пойдет трудиться на благо народа. Для него Антонио Силвино, лейтенант Маурисио, Жозе Паулино и Кинка из Энженьо-Ново — все были одинаковы. Когда он вступит в палату, они засыплют его цветами. Станут кричать «ура», провозглашать имя нового шефа, который принял на себя руководство муниципалитетом. Он приказал бы открыть двери тюрьмы. Все были бы рады его триумфу. Падение Жозе Паулино произошло бы с треском. Да, он не допустит, чтобы при нем одни люди терроризировали других. Возглавив муниципалитет, он разбил бы могущество своих родственников, считавших, что поселок — это свалка их энженьо.