Темнело. Со стороны реки доносился отчаянный лай. Потом раздался сухой выстрел.
— Это Маноэл де Урсула охотится за преа[13], — сказал капитан Виторино. — Он тоже из тех каналий, что относятся ко мне без всякого почтения. Я уверен, кум, быть беде в этой долине. Кое-кому я кишки повыпущу. Ну ладно, мне пора. — И он крикнул жене шорника: — Кума, до свидания!
— С богом, кум.
— Так как же, могу я рассчитывать на ваш голос?
Жозе Амаро медлил с ответом.
— Могу рассчитывать?
— До выборов, кум, еще далеко.
Виторино взгромоздился на свою жалкую клячу и сунул ноги в стремена. На прощанье он сказал:
— Если что понадобится, я к вашим услугам.
И двинулся в путь на своей дряхлой лошаденке. Тень его росла при свете заходящего солнца, и в косых лучах он казался гигантом. Вдруг кобыла испуганно шарахнулась в сторону, будто на что-то наткнулась. Капитан пришпорил ее и скрылся за густой зарослью кустарника. Еще раз мастер Жозе Амаро увидел его на повороте дороги. Он ехал, жестикулируя, размахивая хлыстом, словно поражая им врагов. Издали донесся крик — какой-то мальчишка дразнил старика писклявым голосом:
— Кусай Хвост, Кусай Хвост!
Собачий лай заглушил хриплый возглас капитана:
— Вот я тебе дам, сукин сын!
Эхо принесло эти слова с другой стороны. Жозе Амаро собрал рабочие инструменты и отнес их в дом. Он видел, как прошла дочь, неся на голове кувшин с водой, как жена загоняла кур на насест. Ангольская курица неистово кудахтала во дворе. Но голос старой Синьи заглушал все звуки:
— Цып, цып, цып!
Мастер Амаро направился к обочине дороги. Совсем низко стаями летела саранча; отяжелев, она падала на землю и уже не в силах была подняться. Мимо мастера прошел негр Маноэл де Урсула с ружьем через плечо и с двумя собаками на длинном поводке.
— Добрый вечер, мастер. Вышли прогуляться по вечерней прохладе?
— Смотрю, какая будет погода.
— Там на дороге мальчишки свалили старого Виторино. Они протянули веревку, и лошадь споткнулась; старик упал на землю. Вот проклятые! Я помог сеу Виторино сесть на лошадь. Он клянет всех на чем свет стоит. Говорит, что поругался с маляром Лаурентино и избил его. У этого сеу Виторино, видно, не все дома.
На ягдташе у негра выступила кровь убитой добычи. Мастер Жозе Амаро молчал.
— Хотите я дам вам одну преа, — толстенькая, совсем что твоя курица.
Он вытащил грызуна и положил на траву.
— Тяжелая пища! Для тех, у кого язва, — просто яд.
Мастер Жозе Амаро поблагодарил. Негр, сопровождаемый собаками, ушел, что-то бормоча себе под нос. Стемнело. В доме все затихло. Успокоились на насесте куры.
— Девочка, отнеси-ка это в дом.
Пятна крови остались на траве. При виде их шорника замутило. Он засыпал пятна мокрой землей. Синья загнала на ночь домашнюю скотину и птицу. В хлеву, похрюкивая, рыли землю свиньи. Козел улегся под навесом. От пятен крови мастеру стало нехорошо. Но он не решился выбросить убитого зверька. Завтра Синья приготовит из него жаркое, и он забудет об этой крови. Тускло светила керосиновая лампа. От сырой кожи, только что полученной из Итабайаны, распространился особенно сильный запах. Мастеру захотелось поговорить по душам с женой и дочерью, хоть как-то поладить с Мартой. У него редко появлялось такое желание. Он был колюч, не хуже кактуса.
По дороге проехал кабриолет полковника Лулы. Огоньки фонарей и звон колокольчиков рассеяли тишину вечера.
— Дона Амелия едет на майское богослужение, — сказала жена.
— Это они любят, — ответил шорник.
Издали, будто с другого края света, все еще доносился звон колокольчиков.
— Вот поэтому-то они и прогорают.
— Замолчи, безбожник.
— Я не верю тем, кто валяется в ногах у падре.
Они помолчали.
— Бедняга кум Виторино, вот не повезло куме Адриане. Ты не представляешь себе, Зека, как она страдает.
— Видно, ей это на роду написано. От судьбы не уйдешь.
Приятный вечерний ветерок проникал в дом шорника, заполняя его благоуханием цветущей кажазейры и жасмина, который раскрывался навстречу появившейся на небе луне.
— Сегодня полнолуние?
— Да. Ты заметила, как выглядит бедняга Виторино?
Они подошли к дверям дома и, глядя на звездное небо, ощутили покой мира, огромного молчаливого мира. Вдруг залаяла собака. Потом тревожно завыла, будто от сильной боли.
— Это она на луну воет.
— Да, на луну. Скулит.
Туча заволокла небо, и все вокруг потемнело. И тут же мир снова осветился белым светом.