- Что же ты советуешь, брат и правитель?
- Правитель и брат, царица.
- Углич поднять и за Камень отправить.- сказала Годунова.
- Не понимаю. Всех?
- До единого.
- И правильно государь запрещает...Нет, нет я Федора уговаривать не буду.
- О себе подумай, царица. О вашем с государем счастии.
- Что же.. - добавил Борис. - Тогда я уговаривать бояр не буду...Пусть другую царицу ищут, которая трону наследника даст.
Ирина победно рассмеялась
- Напужал...Может я этого и желаю, да только мужа жалко. Да и что вы без меня?
- Не говори так, царица. - предупредила Мария.
- Пусть. - остановил жену Борис.
- Разве не нашей милостью ты у власти, Борис?
Внезапно Годунов схватил сестру за шею. Притянул к себе
- Молчать! Молчать! Если бы не я...Давно бы вас, с твоим блаженным...Как крыс. Забыла, забыла Бельского мятеж? Кто тебя спас?
Царица вырвалась.
- Себя. Себя ты спас.
- Верно, верно. Только кроме себя, я и тебя берегу, дуру царственную. Меня не будет, вы и дня не протянете.
- Тебе то это зачем? Столько людей терзать?
- Незачем. Поэтому и терзаю. Разумеешь?
- Поговори с царем, царица. Он себя показать должен. Так чтобы другие навсегда запомнили, как восставать против трона.
ХХХ
В лесу недалеко от московского шляха приставы Пеха ждали сибирское посольство. Сидели вокруг костра и жарили весенние грибы на палках. Маркел рассказывал.
- Я когда за Камень ходил у зырян пожил. Ух, они мухоморят знатно. С утра до ночи отвар этот пьют.
- Неужто сам пробовал?
-Таить не буду. Оскотинился однажды. А что? Обещал шаман, поп местный, лепоту увижу невыразимую.
- Увидел?
- И говорить нечего. Всю ночь пропужался...Медведи какие-то лысые, будто в бане. Ёлки ходячие и муравей огроменный в плечо все толкает: "Люб я тебе иль нет, Маркелко? Бусики даришь, а под венец не зовешь. Тьфу! А ведь всего то девок голых заказывал...
Раздался треск . С дерева вместе с ветками и листьями ссыпался дозорный.
- Кажись едут.
Конец 11 части.
Часть 12.
И снова дорога. Из Углича выбрались по утру, а к полудню уже вовсю встало совсем летнее солнце. В высоком бездонном небе тонкими мягкими струнами дрожали голоса жаворонков. После пригородных полей начался лес. Густой синий и совсем нестрашный. Узкая, но хорошо наезженная дорога, была составлена из десятков петель, и непонятно было, что ожидало путника за очередным поворотом. Каракут держался рядом с Рыбкой. Тот качался между горбами верблюдицы Васьки, покуривая короткую люльку. Гомонили о том о сем. Привычные дорожные разговоры.
- А что про кречета скажешь? - спрашивал Рыбка.
- Что было то и скажу.
- Бесценная птица, как бы нам за нее...
- Правителя была птица, за правителя и пострадала...
- И смерть недостойная....Как какая-нибудь тетка курячья.
- Как разница как помирать.
- Не скажи с саблей в поле...Ото дило.
И почувствовал казак угрозу. Не умом или душой, а всей своей прошлой жизнью. Толкнул Каракута и предательская стрела, пролетев между ними, вонзилось в дерево. Вслед за стрелами из-за поворота выскочили всадники, и тут же вскипела короткая яростная схватка. Широкий массивный крест Рыбки принял на себя тяжелую сулицу. Каракут, едва достав из седельной сумы, без замаха, от седла, метнул нож царевича Дмитрия в самого близкого к нему всадника. Нож пробил грудь и разбойник повалился с коня.
- Стой! Рыбка, мой! - закричал Каракут. Он спрыгнул с коня, вытащил из ножен шашку.
Федор встал за спиной Рыбки и тихо спокойно сказал.
- Мой. Мой.
Рыбка ощерился, но в сторону отступил. Каракут пошел на пешего Николку.
- Жаль что не хозяин твой. - вслед за этими словами Каракут нанес первый удар. Защищался Николка здорово, головы не терял, но под напором Каракута отступал, пока не споткнулся о мертвое тело своего бойца. Каракут выбил саблю из рук Николки. Тот беспомощно озирался, а Каракут наклонился, чтобы вернуть ему оружие. Николка вытащил нож из груди мертвого пристава и воткнул его в бок Каракута. Но ничего больше сделать не успел. Упокоил его Рыбка выстрелом из пистоли. Круглая тяжелая пуля раздробила Николке череп.
- Ты как? - Рыбка осматривал окровавленный бок.
- Ничего. - морщился Каракут. - Царапнул.
- Царапнул. Говорил, кольчугу поддень.
- Чего теперь... Вот, Пех. Не напьется никак, клоп государев.
ХХХ
Афанасий Нагой отодвинул от себя тарелку с жареным мясом. Сказал купцу Воронину.
- Кусок не лезет. Когда придет?
- Обещался быть, значит будет.
- Что на Москве говорят?
- Разное. Вчера одна жинка дворянская сказывала, что Нагие царевича подменили.
- И что?
- Ничего. Сам спрашивал: что говорят? То и говорят.
- Боишься? Все боятся. Будто чумные, будто нет нас. - бормотал Афанасий, а когда поднял глаза, увидел перед собой Субботу.
Говорил Суббота.
- А правитель с Думой. Как скоморох на гуслях, что хочет то сыграет.
- Нам чего ждать?
- Врать нужды нет. По монастырям пойдете.
- А патриарх, царь?
- Если бы вы еще заедино держались. На своем стояли. А что теперь сделаешь, когда царица, почитай, на вас навет написала.
- Лжешь! Лжешь! Романовский прихвостень.
Суббота даже не улыбнулся, сказал спокойно.
- Еще раз такое скажешь, башку снесу, падаль.
А вот Афанасий рассмеялся
- А ты не боишься, что мы тебя с собой утянем, драгоценный друг?
- Так если так, тогда плаха. И вам и мне. Жизни точно не будет Ни такой ни этакой. Да и кто вам поверит. Даже я теперь не верю, что с вами когда-то дело имел, драгоценный друг.
ХХХ
Борис Годунов смотрел на Каракута с любопытством. Федор был бледен, но старался держаться прямо и смотреть смело.
- И как тебя теперь звать? - спросил правитель.
- Каракут.
- Каракут.
- Черный камень.
- Черный камень.
- Казаки покрестили. А мне все равно...Все лучше прежнего. Солнце не застит и дышать легко.
- Черный камень. Что же. Расскажи мне, черный камень, как ты жив остался? На Пеха не похоже. Он точно бьет, архангел Михаил.
- Не добил...Меня Суббота Зотов подобрал. Выходил.
- Зачем же?
-На случай....Не случился случай. Ты Бельского и Мстиславского одолел, вот я ему и без надобности оказался. Он меня в Крым запродал.
- Узнаю Субботу. Своего не упустит...
- Не упустит. Думал так и так подохну, все же незадарма старался. В Крыму на турецкую галеру каторгой называемую посадили.
- Меня небось поминал?
- Какое там. Тело чернеет, а душа светлеет. Позабыл я тебя совсем.
- Ой ли.
- Даже когда сахбан-надсмотрщик спину кошкой драл, а потом раны солью набивал. Что же. Выл я, скулил. От голоду беспамятел, но не в тебе видел причину своих бед.
-Тогда в чем же?
- Разве виноват ты в том, что царь Иван до жинок охоч был. А детишек, кои у него на стороне появлялись, как котят слепых топили. А меня мать уберегла...Спасла...Никто не знал, пока царь Иван не умер. А мать моя стала говорить, что есть другой Федор царевич, куда как для царской доли приспособленный. И если бы царь Иван знал...
- А он не знал.
- Куда ему до тебя. Он царь Всея Руси. Грехов своих пленник, а ты своих повелитель. Зачем тебе второй Федор да и Дмитрий незачем.
- Тебя послушать, так у меня дьявол на побегушках. Не я Дмитрия. Падучая его в могилу свела.
- Не ты. - согласился Каракут. - А все ж таки ты.
- Вот как. Что же. Тогда поведай как такое могло быть.
ХХХ