— Так мне царевича жалко.
— И мне… Да что ж поделаешь, коли бог так управил.
— Если бы бог. Сомневаюсь, что небесный это промысел. Разве может быть бог жестоким? Люди черные могли это свершить.
— Посольство возвернется все представит как оно там было.
— Ой ли…
— Что ты, государь? Или знаешь чего?
— Да так… Но тебе скажу. У меня в Угличе и свои глаза есть. Должен я знать как там на самом деле и если…
— Что?
— Ничего. Так.
— Ты свет мой. Ближе и нет никого, и не будет. Поэтому не таись. Я брата защищать не буду.
— А я винить запросто так… А твои слова запомню, любушка.
— Так как же сказка про зеленых чертей.
— Что ты? Что ты? Милая.
Федор обнял Ирину и прижал к себе.
— Какие же мы слабые с тобой. — сказала Ирина. — Кружат вокруг нас, вьюжат, а мы ничего и поделать не можем.
— А и не надо. Ничего они не выкружат, потому что люблю я тебя, а ты меня.
— Больше жизни, государь. Себя больше.
Годунов и Федор Никитич сидели за шахматной партией. Годунов своей пешкой снял романовскую ладью. Федор Никитич улыбнулся и выпил из кубка дорогого вина.
— А правду говорят, что царь Иван умер, когда за шахматами с тобой сидел. — спросил Романов.
— То Бельский был. А ты от кого такое слышал?
— Люди говорят.
— Люди говорят, что на полуночи псьеглавцы живут, а Годунов к царевичу Дмитрию убийц подослал. Ты в это веришь?
— В псьеглавцев? — спросил невинно Романов.
Годунов рассмеялся.
— Жениться тебе надо, Федор Никитич.
— Да я не прочь. Невеста была б хороша.
— Есть у меня для тебя невеста. Куда как хороша. Как раз по тебе.
— Посмотреть бы.
— Посмотреть? Зачем же дело стало. Коли не боишься?
— Я? Куда ехать? К Мстиславским? У них, говорят, младшая, что каравай.
— К Мстиславским? Нет. Это совсем недалече. Пойдем, коли не шутишь.
Через какое-то время они оказались в темном переходе. Здесь Годунов отобрал у слуги длинную толстую свечу.
— Далее сами. Пойдем Федор Никитич.
Они прошли несколько поворотов, а потом Годунов остановился, воткнул свечу в подсвечник.
— Гляди, Федор Никитич. Как тебе невеста.
Романов наклонился и посмотрел в потайное окошко. Он увидел залитую золотым свечным светом комнату. Увидел как появились дворовые молодки, а потом… Романов изумленно посмотрел на Годунова.
— Гляди, гляди Федор Никитич.
Когда они вернулись, Федор Никитич долго не мог прийти в себя.
— Хороша невеста? — спрашивал Годунов.
— Хороша то хороша. Да вот закавыка. Замужем.
— Ждать недолго, Федор Никитич. Мужик ее не ладный совсем… Да и за такую награду можно и годик и два потерпеть.
— Да тут и десяток не велика плата. Одного не пойму. Твой где здесь интерес, правитель?
— Если скажу, что за царство радею? Не поверишь. Посмеешься втуне.
— Что ты, правитель.
— Что же… И за себя, конечно, и за жену и за деток. Но вот что оно получается, Федор Никитич, я не только про это думать должен, но и так устроить. Чтобы государство не потерпело.
— Но и ты?
— И я. Что же скрывать… А теперь ты мне скажи что об этом всем думаешь?
— Думаю… Вспоминаю как мужа царицы называют?
— Ну так, царь… Как же… Или все подвох ищешь?
— Ищу.
— А нет его… Как на ладони. Теперь, когда Дмитрия нет, царь Федор один остался, Значит, хиреет, к концу приходит потомство Калиты. Когда за разбором встанет. Кого перебирать на нового царя. Шуйские Рюриковичи, а Романовы? Ты прости, Федор Никитич, если бы не Анастасия Романова, быть бы вам таким же родом как вот, допустим, Годуновы.
— Не ровняй, правитель. Прародитель наш Кобыла в Москве при Симеоне Гордом появился, а вы всегда в Костроме сидели. Огурцы солили да капусту квасили.
— Кобыла не Кобыла, а если ты мужем царицы Ирины станешь, здесь Шуйским точно делать нечего. Так что согласен?
— Змей. Окрутил совсем. Согласен.
— Теперь твой ход, Федор Никитич.
— Какой?
— Холопов своих с улиц убирай. Пусть перестанут меня убийцей величать и народ в смущение вводить.
Каракут проснулся внезапно. Прислушался. Нет, все точно. С окна сняли бычий пузырь, и слышно было отчетливо. Каракут поднялся, прихватил с собой шашку и попытался осторожно пройти мимо спящего Рыбки. Не вышло. Потянул его за штанину козак.
— До ветру я — шикнул Каракут.
— А шило зачем?
Каракут недоуменно повертел в руке шашку.
— Мало ли…