— Дивлюсь. Даже в холодную не кинешь.
— Мне то зачем? У нас с тобой сор не было.
— А с кем у меня что было.? За что страдал?
— Не мне вопросы задаешь?
— Знаю… Понял.
— Иди… Колдуна Пеху отдашь.
— Нет у меня колдуна… Сбег, собака.
— Что ты?
— Не веришь.
— Верю… Верю, что Пех у попа, где вы живете, все перевернёт и вот когда не найдет колдуна, тогда поверю… Федор?
— Что?
— Какой ты стал… Еруслан Королевич. Все над книгами кипел, а теперь…
У крыльца Каракута ожидал Пех. Грыз тыквенные семечки.
— Отпустил? — спросил Пех.
— Отпустил.
Федор взял у Пеха семечки.
— Колдуна отдашь?
— Нет у меня колдуна. Я пошел.
— Иди. — Пех посмотрел вслед Каракуту. — Как ты выкарабкался тогда? Понять не могу. Рука у меня твердая.
— Сам понять не могу.
— Гляди. Второго счастья не будет.
Ночью провожали Андрюшку Молчанова. Рыбка сажал на коня.
— Да садись ты уже, каша.
— Сел. — ответил Молчанов. Он взгромоздился на худого длинноногого мерина. Каракут наставлял.
— Гляди в Москву в обход добирайся. Через Устьяновский лес.
— А шиши?
— Шиши еще будут нет. — ответил Рыбка. Прощались у Торговой Башни.
— Может со мной? — боязливо протянул Андрюха.
— Чего ты? — удивился Рыбка.
— Ночью боязно.
— Ты же колдун. Наворожи там и всего делов.
Не зря боялся Андрюха. И две версты не успел отъехать как настигли его всадники и сбили с лошади. Молчанов резво поднялся на ноги и вставил перед собой то что было в руке. Кожаный ремешок.
— Тронете. В пауков обращу, гнидами власяными станете.
— Маркел. — позвал тихо Пех.
Один из приставов наполовину достал саблю и спрятал назад.
— Страшно, Пех. А вдруг и вправду обратит.
Пех достал саблю.
— Проклинаю тебя, Пех… — начал грозно Молчанов, но тут же сбился и зачастил. — Не убивайте, не убивайте. Ведь не сам же. Не сам. Что говорили, то и делал.
— Скажешь, жить оставлю.
— Скажу. Все скажу. Все что знаю, скажу.
— Каракуту что рассказал?
— Ничего. Ничего.
— Ладно. Подымайся, Андрюх.
— Спасибо, спасибо, православные.
Со всего маха снес Пех Андрюхе голову. Подождал немного и добавил немного разочарованно.
— Обманул колдун. Пех как Пех, а не гнида власяная.
Часть 11
До Москвы оставался один переход, а князь Василий себя так настроил, что еще неделю ехать. Обложился со всех сторон подушками и уставил желтое свечное лицо в качающуюся за окном русскую дорогу. Возок резко остановился и князя Василия резко качнуло вперед. Но без последствий. Он уткнулся в предусмотрительно выставленную подушку. Открыв дверцу, напротив князя уселся правитель.
— Чем недоволен, князь. А ведь не ты ко мне, а я.
— Тебе всегда рад. Подушечку возьми. Холодно так сидеть и тряско.
От подушки правитель не отказался. Высунулся в окно.
— Давай, Пех.
Возок затрясло в длинной и затяжной, родимой вечной паузе между тем и этим. Помолчали, а потом князь Василий подбодрил себя и правителя.
— Зато ни один басурманин до Москвы не доберется. Ноги себе обломает.
— Умеешь князь… Объяснить, что хочешь. Что скажешь?
— Сам царевич. Сам. Дите хворое. На нож наткнулся.
— А люди наши служивые?
— Нагие посадских подняли. Брусенную избу пожгли. Поезд царский по дворам разнесли. Дька убили и колдуна Молчанова, что на тебя злоумышлял. Нагие братья и царица за то ответ должны держать. Перед государем.
— Изрядно ты их топишь, князь Василий. Али подарки худые?
— Подарки подарками, а благо державы в том, чтобы судить безо всяких препонов, по справедливости. — и так откровенен и честен был князь Шуйский, что правитель не выдержал и расхохотался.
Федор Каракут изучал содержимое своего подорожного сундука. Разбирал книги. Дарья рассматривала фолиант с обложкой, выделанной железными клепками. Она с трудом переворачивала страницы. Обводила пальцем миниатюры, подчеркивала остроконечные буквы.
— Скажи какие козявки. Не по— нашему.
— Ты читать умеешь?
— Вот забота. А кто у нас в Угличе не умеет? Меня батюшка Огурец. Он в нашем конце главный грамотей.
— Это латынь. Язык ученых. Когда в Сибирь пойдем, научить могу.
— Тяжко поди?
— Как хороводы водить в болоте.
— Смеешься, Федор.
— И не думал. Тяжело Даша. Как и любое великое дело. Нашел.