— Божий он у тебя человек, хозяйка. Не стяжатель, но дурак дураком.
Каракут появился на пороге постоялого двора. Вкусно ел щи из чугунка. Слышно было как сзади голосит хозяйка.
— Да мы бы всему воинству небесному ухваты купили бы пенек ты нерастыканый.
Слышен удар и жалобный скулеж хозяина. Каракут закрыл дверь.
Каракут шел по двору. Обошел мохнатый бежевый холмик и остановился. Перед ним открылась эпическая картина. Рыбка и его верблюд Васька спали, едва ли не обнявшись, и храпели едино в одну дуду. Каракут поставил на землю чугунок. Рыбка открыл один глаз и тут же закрыл. Стремительно и ненатурально захрапел. Каракут говорил в пространство, как будто не заметив этого.
— А хороший был песец. Серебряный. Жаль что отдал.
— Этим жадюгам. — Рыбка сел, зевая.
— Ты их видал? Великая мордопорча. Так что по грехам по грехам Рыбка казак. Подымайся и Ваську подымай или не поднимается?
— Не знаю. Вчера как верблюда пил.
— А он и есть верблюда
.— Ну да?
— Только ему не говори.
Пока собрались, пока Ваську растолкали, майский свежий денек прочно утвердился. Каракут взлетел в седло. Левая рука на рукоятке черкесской шашки. Оглянул свой небольшой поезд. Погрозил шутливо Рыбке. Тот качался дремотно и полупьяно среди горбов понурого Васьки. Каракут махнул рукой. Двинулись.
Москва. Усадьба Шуйских. Два здоровых холопа бездельем мучались, ворота подпирали. Смотрели на улицу. Прохожих задирали. Бросали проходящим мимо молодкам.
1-й — Не туда идешь, карасик. Сюда ходи. Здесь слаще.
Молодка — Да что с тебя взять с холопа смиренного. Что мы с тобой делать? Ворота подпирать на пару.
2-й — Смотря чем подпирать. Если оглоблей.
Молодка. — Куда тебе. У тебя вся сила в язык ушла. Байбаки рязанские.
1-й — Брось их Федос. Тютя едет.
1-й холоп держал за уздцы крестьянскую лошадку. За ней возвышалась фигура здоровенного мужика.
1-й — Куды?
Мужик — Туды.
1-й — Куды туды?
Мужик не уступал.
М. — Туды куды?
1-й — Туды?
М. — Туды.
1-й — Туды. Туды можно… Если бы куды… Езжай.
Мужик чертыхаясь хлестанул лошадку.
У ворот подворья Шуйских. 1-й холоп смотрел вслед отъезжающей телеге.
1-й — Вот где, балабол. Не заткнешь. Что там?
2-й холоп показал разлапистый щучий хвост.
1-й — Ух ты какая жирная да купчистая. Чисто Меланья Патрикеевна с Арбату. Эта даже на рожу пригожей.
В это мгновение одна из створок тяжелых высоких ворот открылась и на улице появились красиво наряженные всадники на крупных немецких конях. Между ними был преувеличенно, выше самого высокого края лицемерия, бедно одетый тщедушный человек на маленькой хрупкой лошадке. У человечка были удивительно умные пронзительные, всеподмечающие глаза. И честно добытую щуку он подметил сразу.
— Что это у тебя, Фомка. — голос у человека был такого же высокого тона как несмазанные петли в деревянном хорошо натопленном доме.
Фомка не будь дурак, сразу на колени бухнулся, и щуку на руках перед собой держал.
— Вот, князь Василий.
— Это хорошо. На кухню снесите. От царя, если вернусь, попробую.
Холопы посмотрели как поезд князя Шуйского скрылся за поворотом, а потом Фома сказал.
— Эх, если бы я князем был… Никогда бы так. Что же это перед всей улицей у своих же холопов отбирать. Никакой чести.
А второй ему на это.
— Да что тебе понимать… Пановать не холопствовать. Там все навыворот, так уцелеешь.
Углич. Не боевые «украинные» стены а вполне себе мирные внутренние городские стены. Сушилось белье, а кое-где проломы были неряшливо заделаны досками и заросли кустами да травой. Тусклая деревянная икона над ржавыми воротами. У торговой дороги, ведущей в город, совсем молоденький стрелец в кафтане и с бердышом, начищенном до блеска. Он охранял женщину, по шею закопанную в землю. Недалеко девушка Дарья, а с другой стороны, на низенькой скамеечке, сидела бойкая старушка Макеевна, мать стрельца Торопки.
— Торопка, сынок. Может кваску. Солнце как печет.
— Не буйствуйте, мама… Сидите тут и сидите. Дома Зорька не кормлена.
— Ты за нее не сердешничай. За себя горюй. Поставил черт усатый на солнцепеке. Уж я пойду. Пойду старосте губному пожалуюсь. Что же если робкий да неклепистый так и можно? Всем пистоли дали. А где наша пистоль?
— Матушка цыц.
— Не цыцкай на матерю. Разживись в начале, чем цыцкать.