— Царица. Негоже так. Негоже.
— Пусти, пусти — кричала царица. Она отскочила от дьяка. Волосы расстрепались. Глаза невидящие.
— А-а-а. Ты. Ты! Дьяк!..Убийца! Он, он царевича убил!
— Да ты что такое говоришь, царица! — Битяговский шагнул вперед, но тут же остановился. Увидел в руках царицы выставленный вперед окровавленный нож с треугольным лезвием.
— Не подходи! Спасите люди православные. Он, он государя вашего … Он.
Битяговский перехватил ее руку, отобрал нож. Зло плюнул, увидел Степана.
— Тащи ее. С ума сошла. Пусть лекарь ей всыпет чего доброго.
Заметил Митьку в молчаливой еще неопределившейся толпе.
— Митька! Митька! Пономаря этого успокой, а потом в Брусеную избу.
Битяговский шел через двор. Люди все прибывавшие и прибывавшие, уступали ему место, а он шел через них, совсем забыв об окровавленном ноже в своей руке. Думал, что делать дальше. У церкви с грохочущим колоколом его перехватили Митька Качалов и Осип Волохов.
— Федор Тимофеев… Там Нагие скачут… Спасаться надо…
— Что? Охолонись Митяй. — отрезал дьяк.
Тем временем Волохов судорожно сглатывал.
— Я был… Это… Это…
— Что? Да не молчи.
Испуганный Волохов показал на нож в руке дьяка.
— Нож это… Тот самый ножик.
Битяговский отбросил нож сторону.
Митька Качалов вставил.
— Нагие вот-вот у дворца будут. Баламутить начнут. Отсидеться надо, Федор Тимофеев. Потом со стрельцами вернемся.
На двор угличского дворца ворвались несколько разгоряченных всадников. Впереди Михаил Нагой. Пробившись через толпу, Михаил не спешился. Замочил копыта коня детской кровью..
— Смотрите! Смотрите! — завертелся кругом Михаил Нагой. — На царскую кровь невиннопролитую… Прокляты будете. Весь город проклят, если без мщения такое оставите.
Из толпы загудели и холопы Нагих подхватили.
— Говори, князь. На кого кажешь?
— А то не знаете? Годунов убийц подослал. Боялся, что не усидит, когда царевич в возраст войдет.
— Верно! Верно! Видали тут Битяговского. А у него нож в руке. — выскочил откуда-то грязный оборванный хилый мужичонка.
Михаил Нагой совсем сошел на визг.
— Так чего ждешь народ православный?… Али ослеп? На кого нам положиться?… Кто за царевича отомстит, если не люди верные.
— Правильно! Правильно говорит! Кто если не народ за правду встанет?
— К Брусенной избе! Там убийц схватим. — Михаил Нагой увлек за собой начинавшую грозоветь толпу. В это время тело царевича заносили во дворец.
— На дороге к Брусенной избе стрелецкий голова выставил своих стрельцов. Сколько нашел. Сколько осталось.
— Строй держать. — уговаривал голова. — Как скажу. Фитили палить. Враз эту бузу посадскую раскатаем… Боишься? — спросил голова. Торопка потянулся вверх и лихо ответил.
— Есть немножко.
Голова, кутая собственный страх, выговорил юному стрельцу.
— Ты кто есть?… Стрелец царский. А значит… Вот оно так… Как оно…
— Идут! Идут! — к нестройной цепи подбежал дозорный боец. В устье дороги, ведущей к торгу, появилось серое тело грозной толпы. Шли посадские мужики с топорами и палками.
— Пали! — заорал голова. Торопка засуетился. Присел, неловко держал пищаль между коленями, тесал кремень о кресало. Даже фитили не догадались сготовить заранее. И вдруг где-то далеко-далеко услышал как голова спокойно сказал.
— Айда по домам… Неча здесь…
Торопка почти сразу поднял голову. Посмотреть что случилось. Увидел, что на дороге остался один. Стрельцы разбегались в стороны. Голова на бегу крикнул что-то вроде пали или вали. Но Торопка остался. Дрожащими пальцами поднес горящий фитиль к зарядной полке. Из приближающейся толпы Торопке кричали. Торопка поднес пищаль к плечу. Огромная рука сверху накрыла пищаль, вырвала горящий фитиль. Торопка взлетел вверх и переместился на уличную обочину. Рыбка похлопал его по плечу.
— Дюже смелый казак.
— Какой там. — ответил Торопка. — Так спужался.
— А по-твоему откуда смелость берется? — спросил Каракут. Он держал пищаль Торопки. — Из страха. Больше и неоткуда.
— Ну-ка, хлопец. — Рыбка закрыл Торопку своим квадратным телом. Прижал к забору. Мимо шла толпа. Рыбка весело крикнул.
— Куда валишь, народ?
— Царевича Битяговский убил.
— Брусенную избу палить — орали пьяные радостные глотки.
— Давай с нами… Может и достанется чего коли останется.
— Беги домой, Торопка. — Каракут возвратил стрельцу пищаль.
— А вы?
— А мы полюбопытствуем. — Рыбка вышел на дорогу. — Не каждый день в Московском царстве кто-то мимо царя царствует.
На дворе Брусенной избы всегда деятельной и суетливой одиноко. Кроме Битяговского и Мишки Качалова никого. Звонил заполошный колокол. Громко без перерыва. Дьяк и Мишка подтянули веревками ржавую пушку на деревянный лафет, развернули ее дулом на закрытые ворота.
— Порох где, Митька? — крикнул дьяк.
Митька Качалов волок в подоле своей бескрайней рубахи каменное ядро, высоко задирал цыплячьи ноги.
— А Волохов Осип убег. — сообщил он дьяку.
— Убег? И слава богу… Митька? Обещался же пушку чистить?
— Че ее чистить. Она Мамая старше и моей рубахи.
Запертые ворота поддались вперед. Через колокольный звон стали слышны человеческие разъяренные голоса. Битяговский положил руку на плечо Митьке.
— Все, Митя. Все… Давай отседова. Успеешь до лошадей добежать.
Митька выронил ядро. Потер потный лоб.
— Куды ж я побегу, Федор Иваныч. Вместе кашу варили, вместе и есть будем.
— Митя. Митя. Не время сейчас богатырствовать.
Митька шмыгнул носом.
— Кто ж его знает, когда оно время-то. Пойдем, Федор Иваныч. Отобьемся. Мы же государевы люди. Кто на нас руку подымет?
Митька и дьяк заперли тяжелым запором двери Брусенной избы. По двору растекалось черное грозовое облако толпы. Внутри нее на лошади крутился Михаил Нагой. Распоряжался.
— Плот ломайте. Огонь несите!
Разломали плот. Выбили искры из кресал и кремней. Зажгли подготовленные кем-то факелы. В Брусенной избе Битяговский и Качалов спешно вооружались. Открыли оружейную камору. Там на полу в кучу были свалены проржавевшие мечи, трухлявые сулицы времен воеводы Бренка и битвы на реке Пьяни.
— Твою же мать. — выругался Битяговский. — Приговорил Бог. От нагаев диких, татарвы уберегся. А тут на родной земле… Обидно.
Митька втискивал себя в рассыпающуюся кольчугу. Не успел. Дверь вынесли той самой пушкой, что стояла во дворе. Толпа заполнила Брусенную избу, обтекая Битяговского и Митьку. Рассталкивая людей грудью лошади, в Брусенную избу въехал Михаил Нагой.
— Что творишь, князь? — Битяговский.
— Ты! Ты царевича убил. — Нагой тыкал в сторону дьяка нагайкой.
— Народ беспамятный пожалей. Когда из Москвы наряд придет, им расплачиваться… Ни тебе…
Михаил Нагой заорал, пытаясь заглушить трезвые слова дьяка.
— Что слушаете? Он с Волоховым господина вашего убил. Как куренка взрезал. Бей! Бей их!
Все началось и закончилось мгновенно. Битяговский и Митька отбивались, как могли, но совсем скоро они захлебнулись в толпе. Пропали без остатка. Нагой прорывался через затылки и спины, колотил эфесом сабли.