Пыточную смастерили быстро. Освободили половину подклета в дворце. Поставили дыбу и развели очаг. Перед сидящим Василием Шуйским на дыбу подвесили полуголого худого мужика с треугольным кадыком. Пальцы его ног скребли земляной пол. Вокруг дыбы палач в кожаном фартуке свежим веником мел пол и ворчал.
— Ходят. А как я им здесь выход дам? В Москве таки-да. У меня там и дыбка новая отлаженная и плита каменная.
Палач посмотрел на повешенного.
— Как будто блинов нажрался, собачий сын, а не на дыбе второй день висит. Что скажешь, княже?
— Ты здесь, господин.
Палач поставил веник в угол и ворча зашел за дыбу и потянул веревку. У мужика начали хрустеть суставы и он начал тихо верещать. В самый напряженный момент веревка лопнула. Подвешенный упал на землю, тихо застонал с облегчением.
— И что ты будешь делать. — возмутился палач. — З копейки отдал за веревку… Куролесы. Изгрызут державу. А ты не квохчи. — двинул палач тяжелым сапогом в голые ребра. Э-хе-хе. Как для себя берег. А придется тебе …
Палач вытащил из сундука толстую белую веревку и медленно подвесил мужика снова на дыбу.
— Погоди. — Василий Шуйский поднялся.
— Ты погоди, княже. — палач свистнул. — Тимофейка, стулу тащи.
Молодой помощник приволок резной стул с парчовой подушкой. Палач поклонился.
— Здесь садись, князь.
— Вот же. — сказал Шуйский. — Как у брата Петра.
— Все под Богом ходим.
— Это да. Кат святому брат. Говорить он может.
— Я тонко работаю.
— Похвалить тебя да как-то непонятно. Ремесло твое смутное.
— Ремесло как ремесло. Допытывать будешь?
— Спросить кое-что хочу.
— Спрашивай. — кат резко рванул веревку и мужик упал на колени перед Шуйским.
— Откуда про подмену царевича слышал?
— Я на торжище… На торжище приехал. Солому привез. У нас в Куняево солома.
Шуйский посмотрел на палача. Тот резко рванул веревку. С больным криком мужик пополз вверх. Шуйский сделал знак и палач снова отпустил веревку..
— Слушай, солома. Отвечай, про что спрашиваю.
— Кузьма Ряшка. Холоп Афанасия Нагого сказывал. Видел царевича после смерти его в тереме Афанасия. С евоной дочкой в микитки играл.
Вечером сидел Акундин под образами, слушал как гоняет по двору Макеевна Торопку, пытаясь покарать за оплеванный кафтан и чистил зубы тряпочкой и мелом. Совсем как князь Шуйский. Говорил восторженно Русину Ракову.
— Вот буря!! Жила бы на Москве, точно бы лубками непотребными из-под полы торговала.
— Ты князю все обсказал?
— Как записал так и обсказал.
— Тогда хорошо. — староста поднялся. — Пойду. Завтра делов …
Во дворе Русин попытался утихомирить Макеевну, плюнул и вышел за ворота. Было темно, но это Русина не пугало, если знал он все до самого краешка в этом городе. Пошел по деревянной мостовой, обходил гнилые доски и лужи. Однако, всадника позади не услышал. Пех обернул копыта лошади мешковиной. Поравнялся с Раковым. Все закончилось в три мгновения. Раз. В руке Пеха появился тонкий как игла стилет. Два.
— Здорово, староста! — улыбнулся Пех. Три. Воткнул стилет старосте в ухо. Лезвие вышло с другой стороны. Пех выдернул стилет и пришпорил лошадь. Прежде чем упасть навсегда, староста сделал несколько неуверенных шагов…
Часть 10
Никак не отпускала Андрюху Молчанова чудесная иноземная машина, делающая волшебный напиток. Обдумывал помяс, как сам такую машину построит, да только лучше. Вычерчивал на песке детали.
— Брага? Да хоть вот. Пашеничка. А змея чугунного надо запустить.
И начал Андрюха на песке выдумывать змеевик для своего перегонного куба. И так замечтался, что совсем не заметил, как его окружили три дюжих хлопца.
— Здорово, Андрюх.
— Чего ты, не пужайся. Не дело это пуганым помирать.
— Эй! Погоди! — на всех парах спешил Рыбка. Был он весел.
— Кончать его будете, хлопцы? Хто последний?
— Ты кто?
— Так это возчик тутошний. Перевожу с того света на этот. Поедешь?
С татями казак расправился быстро. В одной руке рогатка, в другой пистоль, к дулу которого был прикреплен топорик. Первому рогатку воткнул в шею, второго подрубил под левый сосок. Третьего задавил его же плеткой. Все закончилось так быстро, что Андрюха не совсем и понял, что произошло. Он спросил.
— Так я пойду.
— Так иди. — согласился Рыбка. — Только со мной.
Перед Шуйским поставили всех мальчиков. Всех что смогли найти в хозяйстве Афанасия Нагого. Князь присматривался, сравнивал с тем худым, крючконосым лицом, которое увидел в церкви. Не сходилось. Последним Шуйский осмотрел толстого, обсыпанного конопушками, рыжуна и остановился перед Афанасием.
— Нашел? — усмехнулся Нагой.
— Служба. — вздохнул Шуйский. — Пех. Давай этого.
Приставы подвели избитого в кровь, раздетого человека. За ним шел палач в кожаном переднике. Шуйский поморщился.
— Говорил же. Умойте и новую рубаху оденьте. Смотреть страшно.
— Обижаешь, княже. — проворчал кат. — Если бы я тебе терем сладил, разве ты бы его прятал? Я свое ремесло во как знаю.
— Вот ты. — развеселился князь. — Твое ремесло особое.
— Не хуже чем горшки лепить. — не уступал кат. — Потому что нужное.
— Давай сюда. — позвал Шуйский. Приставы толкнули вперед избитого человека.
— Узнаешь, Кудря? — спросил князь. — Про кого на торжище говорил.
— Нет его здесь — с трудом проговорил Кудря. — Выдумал я все.
— Погляди, если выдумал, до смерти забьем.
Кудря замотал окровавленной лохматой головой.
— Выдумал все. Скучно было.
— Играешь, холоп? — понял для себя Шуйский.
— Живу… Пока живется. — очень гордо и смело выглядел теперь Кудря. Поблагородней природного Рюриковича.
— За кого ты нас принимаешь, князь. — возмутился Афанасий. Они стояли у возка Шуйского. Терентия увел кат, чтобы закончить свое дело.
— По-твоему, мы ребятенка какого-то убили, а племяша спрятали до поры? Кто ж нам поверит, когда время придет?
— Кудрю видел? — туманно ответил князь. — То-то и оно.
И до Макеевны дошло дело. Ждала в толпе перед Судейским шатром своей очереди. Рассказывала толпе.
— Чего тягают? Свояк наш Климентий Мятный Нос седни утром из Нижнего вернулся. Передохнуть не успел, а уже пристав у окошка. А что Климентий здесь может знать, коли он все время в Нижнем проваландался.
Один из приставов потянул Макеевну к шатру.
— Куда тянешь, москаль? — отбивалась Макеевна. — Калитку сначала закрой. Выпустил гуся своего всем на потеху.
Под общий смех пристав начал интересоваться своими штанами. Макеевна вбежала в шатер, огляделась быстрым взглядом, искала к кому прислониться. Встала против своего жильца Акундина. Тот поднял глаза и поменялся в лице. Обреченно повертел головой: кому бы передать такое счастье? Все были заняты. Со вздохом Акундин принялся за работу.
— Имя. Звание.
— Будто не ведаешь. Акундинка? С утра так такой теплынький был. Матухной называл за стряпню мою ненаглядную.