И тут Шуйский махнул рукой, и мало-помалу смолкли бубны, затихли рога, а после также и колокола, и стало тихо. И только тогда Шуйский, даже немного вперед наклонившись, через старшего, спросил младших Нагих:
– А где ваша сестра?
Но младшие молчали, а ответил старший:
– А ей неможется. Ведь горе же какое! Ведь же единственный сынок, кровиночка, вот кого она лишилась!
– Лишились! Га! – грозно воскликнул Шуйский, глядя теперь уже только на старшего. – А вы куда смотрели?! Не уберегли!
Старший Нагой на это ничего не ответил. Тогда Шуйский спросил:
– А Афанасий где?
Ага, смекнул Маркел, нет здесь Афанасия, верно! И посмотрел на Андрея Нагого. Андрей Нагой, глядя на Шуйского, сказал:
– Он у себя сидит.
– Где это – у себя? – сердито спросил Шуйский.
– В Ярославле, на своем подворье, – ответил Андрей, усмехнулся и прибавил: – Как ему царь велел. А царская воля как Божья!
– А сообщали ему про царевича?
– Сообщали, – сказал Нагой, – как же, сразу, в первый вечер же!
– И что?
– Скорбит, – сказал Нагой отрывисто.
– И… – начал было Шуйский, но передумал, посмотрел на хлеб-соль, которые Нагой по-прежнему держал перед собой, и спросил уже не так громко: – И как там, в Ярославле? Тихо?
– А кому там шуметь? – как будто с удивлением спросил Нагой.
– А здесь? – быстро спросил Шуйский.
– Здесь тоже тихо.
– А говорили – шум! – сердито сказал Шуйский. – Говорили – государевых людей побили! Было такое, а?!
Старший Нагой молчал. И младшие Нагие тоже.
– Где Битяговский? – грозно спросил Шуйский. – Почему его не вижу?! – И тут же добавил: – Убили его! Чую!
На что старший Нагой сказал упрямо:
– Не убили! А покарали.
Шуйский свел брови, помолчал, а потом совсем не громко, но очень твердо сказал:
– Карают только Бог и государь. Ну и я, раб Божий, слуга царский, царской волей, если царь позволит. – И помолчал, и осмотрел Нагих. Нагие опустили головы. А он быстро сказал: – Поехали!
И он, а за ним и все его люди, и с ними и Маркел, разом тронулись дальше вперед. Опять задудели рога и загремели бубны, опять пошли звонить колокола, и так, впереди всех, Шуйский и въехал в город, а хлеба-соли так от Нагих и не принял!
Углич еще и тогда, до польского пожара, был город небольшой. Также там и вал, и частокол по верху вала, и въездные, так называемые московские, ворота тоже были невысокие. Также и Богоявленская улица, по которой все дальше поехали, тоже была нельзя сказать чтобы широкая или богатая. А тут она еще была пустая, то есть никого там вдоль заборов не стояло, так как народ, вышедший встречать приехавших за город, теперь шел немного сзади их и, как думал Маркел, обгонять их и не собирался. Ну еще бы, думал Маркел дальше, если здесь царева дьяка убили, то Ефрем здесь без работы не останется!
А Ефрем, к слову сказать, – это был здоровенный детина, заплечных дел мастер, лучший мастер на Москве, Шуйский на него очень надеялся, как говорили, а теперь он, то есть сказанный Ефрем, ехал в почти самом переду и грозно поглядывал по сторонам и жадно понюхивал ноздрями. Так они проехали по Богоявленской и выехали к Торгу. Торг тоже стоял пустой, или, может, они там попрятались, кто знает, думал Маркел, поглядывая по сторонам. Так же и дальше за Торгом, уже перед самым рвом налево, на кабацком дворе, тоже было никого не видно. В горло не идет, а как же, почти со злорадством подумал Маркел, отворачиваясь от кабака и глядя уже на кремль за рвом.
Углицкий тогдашний кремль был еще каменный и очень даже внушительный с виду, почти как московский. Да его так когда-то и строили похожим на столичный, чтобы Москва не очень заносилась, вспомнил Маркел чьи-то слова, въезжая на мост через ров, и быстро глянул вниз…
И увидел то, что и думал увидеть, – во рву лежали убитые люди, и их там было много, десятка два, никак не меньше…
Но сосчитать их Маркел не успел, потому что он уже проехал по мосту (а сзади все время напирали), и через так называемую Никольскую проездную башню въехал в кремль, и дальше поехал прямо к уже видневшимся впереди, сбоку от храма, царевичевым хоромам. Да, и сразу справа от Маркела тоже стояли хоромы, одни и вторые и третьи, но эти были попроще и, как после узнал Маркел, это были хоромы Нагих. А, ну, и вот что еще: эти хоромы были деревянные, а царевичевы хоромы были деревянные только с краев, а посередине были каменные, то есть, конечно, кирпичные, но кирпич крепкий как камень, на века поставлен, он и после польского пожара выстоял, а тогда был и совсем красавец!