— У вас настоящее бакинское произношение!
— А мы любим азербайджанцев, — сказала гипнотизерова жена и, еще ближе придвинувшись ко мне, заученно произнесла: — Мен сени севирем. — Ее «я тебя люблю» прозвучало без чувства, она сказала как школьница, вызубрившая урок, и произношение было много хуже.
Гипнотизер был удовлетворен тем, что поразил меня, и, пока он прятал свою записную книжку, я спросил у его жены, — так бы поступил всякий на моем месте:
— Кто вас научил?
Оттопырила выразительную нижнюю губу, она чуть припухлая, глаза смеются, в них столько слов, а сама молчит.
— Он молодой? — Я никого кругом не вижу, будто одни мы сидим.
— Вы меня ревнуете? — улыбается.
Я налил себе рюмку водки.
И она тихо, чтоб слышал только я, шепчет:
— Ревнуйте! — Протягивает мне рюмку: — И мне налейте!
Я наполнил.
— За нашу дружбу, — произнесла она и потянулась к моей рюмке, но вовремя спохватилась и отдернула руку, плеснув немного водки на скатерть, и, глядя на меня, выпила. Выпил и я, не сводя с нее глаз.
— Я рада, что познакомилась с вами, — шепнула она мне. — А вы?
— Очень! — прямой вопрос требовал и прямого ответа. И я действительно был рад. Что-то происходило во мне, я жил в предчувствии чего-то ранее неизведанного, ликовал, был готов к подвигам ради своей соседки, очень красивой, просто чудо!
Женщину украшает мужское поклонение, а тут двое неотступно следили за ней — он, ее законный, и я. Одному было все известно, другого влекла новизна. Наши мысли-взгляды скрестились. Гипнотизер, казалось, внутренне усмехается надо мной, еле сдерживается, чтоб не расхохотаться. Мне даже послышалось: «А вот и не выйдешь из гипноза!» Я удивленно взглянул на бородача, чувствую, что губы мои кривит жалкая улыбка, и вновь мне почудилось: «А вот и поддашься!»
2
Искусный волшебник был, все колдовские чары знал — как отвратить, как заворожить, как иссушить…
Гости постепенно расходились, буднично вспоминая о завтрашних понедельничных делах. Оставались лишь близкие. Я не хотел уходить и продолжал сидеть — по-соседски.
На смену закускам пришел чай. Жена гипнотизера обыкновенные чашки ставила на стол так грациозно, хоть стой и любуйся!..
А потом она снова сидела со мной. Возможно, гипнотизер сам стремился испытать судьбу. Преследуемый его взглядом, я положил руку на спинку стула моей соседки. Нестерпимо захотелось шепнуть ей нечто теплое и ласковое, кажется, я даже что-то сказал, забыв обо всем на свете и унесенный потоком чувств, но тут слуха моего коснулись слова и будто кто-то помимо моей воли резко повернул мою голову в сторону говорившего: «Караульный переулок…»
— Как вы сказали? — почти испуганно спросил я.
— Мы жили в Караульном переулке, — ответила дочь умершей, обращаясь при этом не ко мне, а к гипнотизеру, будто не я, а он задал вопрос.
— Так это же рядом с нашим старым домом, — сказал я. — Там еще на углу керосиновая лавка.
— Да? — тут она повернулась ко мне, будто впервые меня видела. Глаза у нее были усталые, но спокойные, в них отражался свет изумрудных серег; ее мать болела давно и неизлечимо, как я помню, уже год была прикована к постели, лечилась сама, мучала окружающих, и ее уход из жизни воспринимался дочерью как нечто неотвратимое; а что до моей соседки, внучки покойницы…
— Вы жили на Старой Почтовой?
— Сейчас она по-другому называется, — ответил не я, а гипнотизер, и никто, даже я сам, этому не удивился.
— С покойной мамой я и мой брат, отец вашей милой соседки, — она кивнула в сторону жены гипнотизера, — жили там, в Караульном переулке. Но это было очень давно, задолго до того, как вы появились на свет.
— Это естественно, но вы могли знать моих родителей, во всяком случае, мать.
— Возможно, возможно… Я хорошо помню красавицу-тюрчанку.
— Так уже не говорят, это устарело, — пояснил гипнотизер.
— А я привыкла по-старому, мне так легче.
— Но гость может обидеться.
А у меня иные мысли:
— Может быть, вы говорите о моей маме? И она была в молодости очень красивой.
— Каждому человеку его мать кажется красавицей, — вставил слова гипнотизер или кто-то другой, я но уловил.
А хозяйка тем временем продолжала:
— Мой брат был влюблен в эту красивую тюрчанку, он часами простаивал на углу в надежде увидеть ее, буквально бредил ею.