Катя быстро наклонилась, взяла тяжелую палку с металлическим набалдашником и протянула дяде. Она помогла ему раздеться и побежала на кухню ставить чайник.
Николай прошел в комнату, огляделся, увидел на комоде фотографию Виктора — на фотографии брат был совсем мальчишкой. Прихрамывая, он пошел на кухню, где Катя чистила картошку, и, вытянув ногу, примостился на табурете.
— Вас ранили? Больно?
— Было больно, а теперь уже ничего… Как вы тут живете с мамой, Катенька?
— Мама работает на хлебозаводе, днем я хожу к ней обедать, она мне выносит вкусный горячий хлеб. И картошки у нас немного есть, нам дали две грядки прямо под нашими окнами, скоро посадим.
Катя словно шелуху снимала с картошки — такой тонкий прозрачный слой срезал ее ножик.
— Некоторые едят картошку прямо с кожурой, а мы с мамой не можем. Очень горько!
Николай улыбнулся.
— Принеси мой вещмешок.
Он достал из мешка большую консервную банку, ловко вскрыл ее ножом и выложил содержимое в кастрюлю с картошкой.
Единственная конфорка еле горела; казалось, дунешь — и газ больше не зажжется.
— А от папы мы еще ни одного письма не получили, — сказала Катя. — Мама говорит, что вот-вот получим.
Николай промолчал.
Пришла Мария. Увидев гостя, она обняла его и заплакала. И у Николая покраснели глаза.
Кате было неприятно, что мама плачет, и она отвернулась.
«Радоваться надо, а она!..»
— Мама, чайник закипел!
Мария залила картошку кипятком и поставила на огонь, а чайник, чтобы не остыл, завернула в ватное одеяло.
— Газа хватает только на одну конфорку, — вытирая глаза, сказала Мария. — Попробуешь зажечь вторую, и эта гаснет… Пошли в комнату.
Катя собирала на стол.
— Ты, может, приляжешь, Коля?
— Я не устал.
Мария открыла дверцу шкафа, как будто спряталась за ней. «Надо же ему сказать! Как он отнесется к этому?.. Стал инвалидом, а я и помочь ему не могу. Что делать?»
Катя понимала, о чем думает мать. «Может, мне сказать? И пусть остается с нами! Мы с мамой будем его кормить».
— Пойду посмотрю картошку. — Мария вышла на кухню, Катя — за ней.
Николай потер раненую ногу. «Как я им сообщу? Они живут только этой надеждой».
Разложили по тарелкам дымящуюся картошку. Ели молча. Быстро выпили чай. Катя думала: «Сейчас я скажу, скажу!»
Но в тот вечер никто ни о чем не говорил: ни Мария о золоте, ни Николай о Викторе.
Николаю постелили на полу, чуть ли не под кроватью.
На следующий день Мария, встав рано утром, пошла на Усачевский рынок и обменяла свое любимое длинное панбархатное платье на тощую синюю курицу. Она варилась долго, и запах напоминал Кате жизнь на берегу моря, когда был рядом папа, и в ушах звучали мамины слова: «У него язва желудка, ему можно есть только белое мясо!»
А у этой курицы никакого мяса, одни кости.
Молчать но было сил.
И первым начал Николай:
— Меня мобилизовали в Ленинграде на второй день войны, но направили на юг. Сначала наша часть стояла в Мариуполе, потом в Новороссийске.
— Виктор тоже был в Новороссийске.
— Знаю, все знаю…
— Ну?
— Я его видел там. На следующий день после того, как вы уехали.
— Правда? — обрадовалась Мария. — А потом что было?
— Нас погрузили на поезд. И нашу часть, и часть Виктора. Мы радовались, что будем рядом… — Николай помолчал. — Но не успели мы отъехать от Новороссийска, как наш эшелон попал под страшную бомбежку. Горели вагоны, бомбы рвались на путях. Негде было спрятаться, вокруг — голая степь, а самолеты все заходили и заходили… Страшнее той бомбежки я больше ничего не видел. Не знаю, как я вышел из этого ада!
— А Виктор?
— Он бежал сначала рядом со мной, потом упал… Я решил, что его оглушило…
— А потом?
— К вечеру за ранеными приехала дрезина.
— А Виктор?
— Виктор остался.
— Где?
Николай промолчал. Мария схватила его за руку:
— Где?!
— Его там же похоронили…
Крик прервал слова Николая:
— Нет! Ты лжешь! Это неправда! — Мария вскочила.
Неизвестно когда появившаяся Клава погладила Марию по плечу. Мария с силой оттолкнула ее руку:
— Ты думаешь, я не знаю, почему ты лжешь?
— Мне тяжело так же, как и тебе. Но я говорю правду.
Мария зарыдала.
Катя ничего не понимала. «Почему дядя так говорит? Раз мама ему не верит, значит, папа жив. Но может быть, чтобы папа не вернулся».