После уроков мы снова заговорили о походе. Сашка возьмет спички, перочинный ножик, компас, фонарь, а я намажу бутерброды и утащу из холодильника бутылку лимонада. Еще понадобятся котелок, заварка и кружки — сделаем чай на привале.
Это было не первое мое авантюрное путешествие. Летом с Танькой мы ездили на великах купаться на карьеры. Далеко, километров за десять от дома. Картина открывалась грандиозная: песчаные отвалы, сине-черная ледяная вода, товарняки на узких перешейках…
— У тебя есть дома марганцовка? — спросил Лифшиц.
— Есть, а зачем?
— Геологи всегда берут марганцовку. С ней можно пить любую воду, даже из болота.
— Не буду я пить из болота! Лучше простой воды побольше наберем.
— На всякий случай возьми.
— Хорошо.
— И сапоги резиновые не забудь, — напомнил Сашка.
— У меня их нет, — растерялась я.
— Как же ты пойдешь? Промокнешь, там сыро.
— Возьму две пары ботинок.
— Я тоже не люблю все эти сапоги. В кроссовках пойду, — решил Лифшиц.
— Дэту брать?
— Холодно уже для комаров. Ты лучше подумай, мы ничего не забыли?
— Салфетки.
— Салфетки! Ты еще фартук возьми. Вот бабы!
Пока я собиралась в дорогу, меня мучил вопрос: брать или не брать с собой крестик? Хоть книжка была атеистической, а я уже три года как ходила в пионерках, для полного спокойствия чего-то не хватало. Поколебавшись, я вынула из шкатулки крестильный крест и сунула его в карман ковбойки.
Как и условились, мы встретились после обеда у детской площадки.
Сашка посмотрел на часы — было два сорок пять.
— Рановато идем, — сказал он. — Будем на месте часа через три, а темнеет сейчас в восемь. Придется подождать.
— Здесь?
— Там посидим, у костра. Ты же хотела привал.
Лес начинался сразу за школой. Мы пошли по одной из просек, разделявших лесной массив на квадраты. Ближе к опушке он был лиственным, светлым, а чем дальше от дома, тем сильнее менялась картина, и километрах в трех, за высоковольтной линией начинался уже темный бор, дремучий и мертвопокровный — без подлеска, один мох под ногами, — изрытый вдобавок блиндажами и землянками. Но пока в просветы листвы светило солнце и со всех сторон доносились птичьи голоса.
— А знаешь, почему поют птички? Они свили здесь гнездо и не хотят, чтобы другие его заняли.
— Какое гнездо, сейчас осень. Это они нас прогоняют.
Лес завораживал. Под ногами шуршали бурые листья. Чтобы было легче идти, я выбрала палку покрепче и приспособила ее под посох. Сашка от посоха отказался, он шел и громко насвистывал мелодию из «Шербурских зонтиков» — их только что показали в нашем клубе.
— Тебе кино понравилось?
— Не-а… глупое какое-то, — ответил Сашка.
— А чего свистишь?
— Так просто. Привязалось.
Довольно быстро мы добрались до небольшого лесного оврага под названием Лисьи Горки. Никто точно не знал, какого он происхождения, одни считали, это огромная воронка со времен войны, другие говорили, раньше здесь была усадьба с прудом (и правда, иногда среди леса вдруг попадались грядки с одичалой клубникой).
— Тут есть одно грибное место, давай посмотрим, — предложил Сашка. — Времени полно. Может, белые найдем.
Белых на Сашкином месте не оказалось, вернее, прямо перед нами их кто-то собрал — во мху белели свежие срезы. Обидно. Сашка даже свистеть перестал.
— Может, в березняке поищем?
— Не-а, они только тут, под этой вывороченной сосной. Ой, смотри, бледная поганка, — Сашка указал на небольшой молочно-белый, словно фарфоровый гриб. — Можно с сыроежкой перепутать: съешь и умрешь.
— Серьезно? — Я присела на корточки, чтобы лучше разглядеть бледную поганку. Гриб как гриб, красивый даже. Пелеринка под шляпкой, ножка тонкая.
— Она из луковицы растет, видишь, — Сашка указал мыском ботинка, — а сыроежка сразу из земли.
— А если просто сорвать? — спросила я.
Сашка посмотрел на меня, потом на поганку и на мгновение задумался.
— Тоже умрешь, — сказал он, впрочем, не вполне уверенно. — Через руки.
И добавил:
— Пойдем?
За Лисьими Горками мы свернули с просеки на узкую, почти незаметную тропинку. Продираясь сквозь бурелом и заросли бересклета, мы шли дальше на северо-запад. По дороге Сашка рассказывал о животных и травах. На это он был мастер, даже письма в передачи о природе писал от имени пенсионеров — развлекался.
— Видишь, олень грыз, — ствол молодой осинки основательно обглодали в метре от земли. — Они привередливые: если один кору сожрал, второй уже не подойдет.