— Я бы в этом не сомневался. Когда я первый раз прочитал эту расшифровку, меня будто теплом обдало. Есть только одно «но». Фамилия моего друга детства не Веденеев. Фамилия у него — Стрижов. Отсюда и прозвище — Стрижик.
— Не мог сменить?
— С чего?
— Звонил ему?
— Раз десять. Телефон не отвечает.
— Ты же с Урала. Как ты мог оказаться на Кубани?
— Мать возила меня туда на лето. Она работала техничкой в железнодорожном техникуме, проезд был бесплатный. Вот и ездили в Вечное к дальней родне.
— Мне не нравится эта путаница с фамилиями. Голубков кивнул:
— Мне тоже.
— Могли им давать другие документы?
— Смысл? Они же не диверсанты, которых забрасывают во вражеский тыл.
Обыкновенная гражданская авиация.
— Странная история, — пробормотал Нифонтов.
— Очень странная, — согласился Голубков. Он взглянул на часы и озабоченно покачал головой. — Пора бы уже Евдокимову объявиться.
* * *
…Капитан Евдокимов вернулся в управление в четыре часа утра. С порога доложил:
— Водитель убит. Прямое попадание в голову. Ермаков ранен в ногу. Пулю извлекли, опасности для жизни нет.
Нифонтов кивнул:
— Проходи. Садись. И давай с начала. Со всеми подробностями.
* * *
Капитан Евдокимов пришел в оперативный отдел управления из МВД, и его доклад о покушении на генерального директора ЗАО «Феникс» Ермакова был по форме и сути милицейским — без выводов, с точной фиксацией обстоятельств.
Место происшествия: П-образный двор девятиэтажного дома постройки 50-х годов.
Восемнадцать подъездов. Въезд во двор — через четыре арки и по боковым асфальтовым проездам. В центре двора — сквер, детские площадки и гаражи. В пятидесяти метрах от третьей арки, в глубине сквера, — выход вентиляционной шахты метро.
Время происшествия: ориентировочно 23.10. Вызов на пульт «02» поступил в 23.16 от жителя дома, прогуливавшего собаку. Он заметил человека, лежавшего возле водительской двери автомобиля «вольво». Сначала он принял его за пьяного, потом заметил разбитое ветровое стекло и кровь. ПМГ прибыла на место происшествия в 23.22. Экипаж обнаружил возле автомобиля труп водителя, а в подъезде — человека с огнестрельным ранением в ногу. Оперативно-следственная группа и отряд быстрого реагирования прибыли в 23.28. Дом был оцеплен, раненому оказали первую помощь, на «скорой помощи» он был отправлен в Центральную клиническую больницу. В 23.50 на место происшествия прибыли прокурор Москвы, начальник МУРа, заместитель министра МВД, начальник московского управления ФСБ.
Несмотря на обилие высокого начальства и неизбежно возникающую в таких случаях суматоху и бестолковую суету, дежурным следователем Мосгорпрокуратуры было установлено следующее.
Водитель автомашины «Вольво-940», он же — телохранитель Ермакова, был убит в тот момент, когда заглушил двигатель и открыл дверцу автомобиля с намерением выйти и проводить хозяина до квартиры. Пуля пробила ветровое стекло и попала водителю в левую височную кость. Он вывалился из машины уже мертвым.
Вторая пуля, выпущенная, вероятно, вслед за первой, настигла самого Ермакова, когда он поднимался по ступенькам крыльца.
Характер ранения Ермакова и разбитое пулей ветровое стекло автомашины давали основания предположить, что стрельба велась со стороны дворового сквера.
Оперативники обследовали вентиляционную будку метро, однако замок на ней оказался нетронутым и внутри не было никаких следов чьего-либо присутствия. При более тщательном осмотре с тыльной стороны будки на решетке были обнаружены свежие царапины, а на земле — углубления от обуви примерно сорок второго размера. Это заставило оперативников обследовать крышу будки. Здесь было найдено орудие преступления — снайперская винтовка германского производства «аншутц» калибра 5,6 мм с глушителем и оптическим прицелом с лазерным наведением. Две стреляные гильзы были обнаружены в кустарнике возле будки.
Это позволило следователю восстановить картину происшедшего. С наступлением темноты преступник занял позицию на крыше будки, защищенной листвой деревьев, дождался появления автомобиля Ермакова и произвел два выстрела. После чего спрыгнул с крыши, обогнул гаражи и до появления милицейского оцепления уехал на поджидавшей его машине, предварительно оставленной, вероятно, в боковом проезде.
Установить марку машины не удалось. Никаких отпечатков пальцев на оружии не обнаружено. Все свидетельствовало о том, что работал профессионал.
Члены семьи Ермакова показали, что он никогда сам не садился за руль служебной машины, ездил только на заднем сиденье справа. Таким образом, предположение следователя о том, что преступник ошибся в выборе жертвы, не подтвердилось. Сам Ермаков, допрошенный в больнице после операции по извлечению пули из мышечной ткани в районе левого тазобедренного сустава, заявил, что не представляет, кто и с какой целью мог устроить покушение на него. Он высказал предположение, что преступник спутал его с кем-то другим, так как в их подъезде живут многие серьезные бизнесмены.
Там же, в приемном отделении ЦКБ, после того как выяснилось, что опасности для жизни Ермакова нет, его жена сделала заявление, в котором утверждала, что организаторов этого покушения следует искать среди мужей женщин, с которыми ее супруг имел интимные отношения. Она назвала восемь фамилий и заявила, что преступника нужно посадить не за то, что он стрелял в ее мужа, а за то, что не отстрелил ему того, что следовало отстрелить.
С учетом личности потерпевшего и его причастности к важнейшим государственным секретам расследование этого преступления поручено Федеральной службе безопасности.
— Что означает, что о результатах его мы никогда ничего не узнаем, — подвел итог своего доклада капитан Евдокимов и замолчал, ожидая вопросов.
Вопросов по существу не было. Нифонтов лишь поинтересовался:
— Сам-то не засветился?
— Нет. Даже удостоверения не пришлось предъявлять. Начальство думало, что я из опергруппы, а опера — что я с кем-то из начальства.
— Куда, говоришь, его ранило? — уточнил Голубков.
— В мышечную ткань в районе левого тазобедренного сустава, сзади, — повторил Евдокимов.
— В жопу, что ли?
— Можно сказать и так.
— На Ермакове был бронежилет?
— Нет.
— Ты сам на будку залезал?
— Не преминул.
— И что?
— Позиция — лучше не бывает. Подъезд — как на ладони. Всего в пятидесяти метрах.
Хорошо освещен. Стрельба лежа с упора. При желании он мог бы пристрелить человек пять. С полной гарантией. И никто не успел бы даже понять, что происходит.
— Спасибо, отдыхай, — кивнул Нифонтов. — Рапорт напишешь завтра.
Капитан Евдокимов вышел. Нифонтов обернулся к полковнику Голубкову:
— Понял?
— Да. Снайперский «аншутц» с лазерным наведением. Это было не покушение.
— Что?
— Похоже на предупреждение.
— Но водитель убит.
— Значит, очень серьезное предупреждение.
— О чем?
Полковник Голубков только пожал плечами:
— Знать бы.
Нифонтов поднялся из-за стола, постоял у окна, за которым разгорался свежий майский рассвет, и вернулся в кресло. Еще раз прочитал текст, застывший на экране монитора:
"2.34. Первый пилот Веденеев: «Встретил однажды друга детства. Еще пацанами вместе голавлей ловили. На Кубани, под Белореченкой…»
Странная история. Очень странная. Что-то в ней было не то.
Нифонтов решительно проговорил:
— Вот что, Константин Дмитриевич. Сегодня же летишь в Краснодар. Прямо сейчас.
Борт возьмем у военных. Два часа туда, два часа там, два часа обратно. Самолет будет тебя ждать. Мы сейчас не в том положении, чтобы отмахиваться от любых мелочей.
Голубков кивнул:
— Согласен. Я и сам хотел это предложить.
* * *
Через двадцать минут все было улажено. Полковник Голубков уехал на аэродром.
Нифонтов выключил компьютер.
Ночь кончилась. Длинная была ночь. Можно было ехать домой и пару часов поспать.
* * *
Но перед тем как выйти из кабинета, он сжег в камине шифрограмму от Пастухова.
Взглянул на часы. 5.30. В Забайкалье — 11.30. Группа Пастухова уже должна быть на подходе к объекту.