Приступить немедленно. Всю полученную информацию сообщать срочно, в зашифрованном виде. Уровень защиты А-1.
* * *
К двум часам дня поступили первые доклады. Все фамилии членов экипажа «Антея» оказались вымышленными. По указанным в полетных документах адресам указанные лица никогда не проживали.
Сбор информации по второму пункту продолжается.
Еще через час привезли документы из Министерства по чрезвычайным ситуациям. В приказе о создании экспертной группы было девять фамилий. На место ЧП вылетали тоже девять человек. В списке членов экспертной комиссии, подписавших заключение, девятой фамилии не было.
«П.А.Крылов, доктор технических наук, ведущий конструктор Научно-производственного объединения имени Жуковского. В прошлом летчик-испытатель. Проживает по адресу…»
У полковника Голубкова вдруг появилось странное ощущение, что еще чуть-чуть, еще усилие — и будет нащупана точка, удар в которую расколет незыблемый монолит.
Очень странное ощущение. Для него не было никаких оснований.
Но оно было.
* * *
Среди документов оказались десять страниц машинописного текста, разреженного математическими формулами и диаграммами. Это было «Особое мнение» конструктора Крылова, почему-то не приложенное к заключению экспертной группы. Голубков внимательно прочитал его. Ничего не понял. Взялся снова, стараясь постигнуть хотя бы самый общий смысл. Понял только одно: эксперт Крылов не согласен с выводами комиссии. Потому что какая-то микроструктура обнаруживает двойственность монохроматической решетки. А еще какая-то холера не полностью согласуется с расчетными данными, приведенными в таблице А-4. Из чего вытекает.
Голубков убрал документы в сейф, спустился во двор управления и сел на заднее сиденье своей «Волги».
— Куда? — спросил водитель.
— В Жуковский.
* * *
Начальник бюро пропусков подмосковного Научно-производственного объединения имени Жуковского внимательно изучил удостоверение Главного контрольного управления Президента РФ, предъявленное ему полковником Голубковым, сверил фотографию с оригиналом, потом приказал дежурному выписать разовый пропуск и самолично провел посетителя на территорию НПО. В стеклянной пристройке к серебристому ангару он попросил Голубкова подождать, куда-то ушел и, вернувшись, сообщил, что конструктор Крылов освободится через десять минут. После чего удалился, оставив Голубкова среди инженеров и техников в белых и синих халатах, которые выходили сюда наскоро перекурить.
Дверь в цех свободно открывалась и закрывалась, на входе не было никакого вахтера, и Голубков рассудил, что он не слишком сильно подорвет режим секретности объекта, если заглянет внутрь.
То, что он увидел в ангаре, произвело на него сильное впечатление. Посреди огромного, стерильно чистого зала на высоких стапелях словно бы парил фронтовой истребитель МиГ-29. Голубкову много раз приходилось видеть эти машины и на аэродромах базирования, и в деле. Он даже помнил тактические характеристики: максимальная скорость — 2450 км/час, длина разбега — 600 метров, потолок — 17 000 метров, практическая дальность действия — 1500 км. Но здесь «миг» выглядел совсем по-другому. Он отличался от тех, какие Голубков видел, как автомобиль в уличном потоке отличается от того, что выставлен на демонстрационном стенде в автосалоне.
Это был сгусток бешеной энергии, которая сама определила форму своего существования, выбрав из всех возможных самую оптимальную — со стремительностью стреловидных крыльев, с мощью двух широко разнесенных двигателей, с гордой высотой двухкилевого вертикального хвостового оперения.
В ограниченном пространстве ангара истребитель казался большим и одновременно — утонченно изящным. Часть обшивки была обычного цвета — светлого хаки, другие листы — темные, дымчатые. Это придавало машине загадочный, таинственный вид.
Но больше всего Голубкова поразило другое. На месте снятых листов обшивки были обнажены хитросплетения тысяч разноцветных проводов, шлангов, металлических труб и трубочек. Самолет был похож на анатомический муляж человеческого тела, с которого снята кожа и открыто для обозрения сложнейшее переплетение мышц, кровеносных сосудов и нервов.
Полковник Голубков никогда не увлекался техникой. Техника была для него средством. Автомобиль — чтобы ехать, самолет — чтобы лететь, пушка — чтобы стрелять. И только сейчас он впервые, может быть, не понял, но почувствовал, сколько же человеческого интеллекта и труда воплотилось в этом средстве передвижения и решения тактических задач в наступательных операциях.
Из состояния восхищенного созерцания истребителя его вывел вопрос:
— Голубков — это вы?
Голубков обернулся. Перед ним стоял невысокий плотный человек средних лет, совершенно лысый, в белом халате, надетом поверх обычного костюма. Лицо у него было жесткое, властное и словно бы слегка презрительное.
— Крылов, — представился он. — Мне сказали, что вы меня ждете, — Да, жду, — поспешно отозвался Голубков. — Извините, засмотрелся.
— Нравится? — суховато поинтересовался Крылов.
— Да, очень, — кивнул Голубков. — Впечатляющее зрелище. Но вы-то, наверное, к нему давно привыкли.
Лицо конструктора словно бы потеплело.
— К этому нельзя привыкнуть. Как к рождению человека. Создание новой машины и есть акт творения. В сути своей божественный. — Он оглядел самолет, точно бы отыскивая хоть какой-нибудь мелкий изъян, и, не найдя, обобщил:
— Что осталось от прошлого века? Радио, паровоз, автомобиль. Что останется после нас? Чудо телевидения, чудо компьютера, чудо самолета.
— И чудо атомной бомбы, — сказал Голубков. Крылов пренебрежительно поморщился:
— Изговнять можно все. Да, и чудо проникновения в тайны атомного ядра. Это останется навсегда. Только это.
— Не только, — возразил Голубков.
— Что еще?
— Дети.
Крылов внимательно взглянул на него и кивнул:
— Вы правы. Да, дети.
— Но это же не новая машина, — заметил Голубков. — Я видел такие еще лет пятнадцать назад. А на одном даже летал. Пассажиром, конечно.
— Как это вы могли летать на одноместном истребителе? — спросил Крылов, и на его лице вновь появилось выражение холодности и словно бы высокомерия.
— Он был двухместный. МиГ-29УБ. Учебно-боевой вариант.
— Тогда могли. Полагаю, это было в Афганистане. Я не ошибаюсь? Первые УБ ушли туда.
— Верно, в Афгане, — подтвердил Голубков. — В Чечне такие машины я тоже видел.
— Да, это изделие принято на вооружение в восемьдесят третьем году, — объяснил Крылов. — Поскольку у государства нет денег на новые модели, приходится модернизировать старые. Хотя почему нет денег, этого я понять не могу. Это все равно что у крестьянина нет денег на семена. Нонсенс. Вот и крутимся, чтобы остаться на плаву. Увеличиваем радиус действия, ставим новое вооружение. Ну и пытаемся делать еще кое-что.
— Кое-что — это что? Имеет это отношение к цвету обшивки?
— Вы уверены, что вправе задавать такие вопросы?
— Уверен, — сказал Голубков. — Но это не значит, что вы обязаны на них отвечать.
— Да, мы наносим на модернизированные модели антирадарное покрытие. Пытаемся уменьшить радиолокационную уязвимость машин.
— Делаете российские «стелсы»?
— Ну, «стелсы»! До «стелсов» нам далеко. Пока удалось добиться снижения уязвимости в десять раз. Хотим повысить до двадцати. Это наше ноу-хау.
Достоинство метода в том, что он недорогой, а цену самолета поднимет намного. Мы могли бы продавать старые «миги» по цене новых. А парк «двадцать девятых» у нас приличный. К сожалению, автор методики уволился и ушел в челноки. Не выдержал наших зарплат. Надеюсь, ему повезет. Когда человек талантлив, он талантлив во всем. А этот парень был на редкость талантлив. И нам сейчас очень его не хватает.
— И далеко вы продвинулись?
— Гораздо меньше, чем хотелось бы. И чем могли. Причина та же. Сначала дали финансирование, потом срезали. Нет денег. Как это нет денег? Ладно, нет денег на новые модели. Но это же золотое дно! Мы могли бы выбрасывать на рынок десятки самолетов в год. Нет денег. Я отказываюсь что-нибудь понимать. Этот парень ушел.