Особенное внимание обращают на себя следующие фразы Джаббара: «Ваша вовлеченность в эти проекты может помешать выполнению условий нашего контракта в полном объеме. В полном, господин Ермаков». Акцентировка слов «в полным объеме» вряд ли случайна. Понять ее можно, лишь обладая всей информацией о личных и деловых взаимоотношениях участников анализируемого разговора.
4. Оценка мотиваций и прогноз поведения сына Ермакова никаких сложностей не представляют. Очевидна его глубинная психологическая зависимость от отца и готовность помочь ему в решении его проблем даже ценой собственного благополучия. Об этом свидетельствует формулировка его вопроса, обращенного к отцу: «Что будем делать?»
Полковник Голубков внимательно перечитал последний пункт заключения психологов, отложил докладную и взялся за рапорты службы наружного наблюдения.
За минувший день Ермакова навещали в больнице три человека: дочь Екатерина, представитель президента в ГК «Госвооружение» генерал армии Г. и подполковник ГРУ Тимашук, прикомандированный к «Госвооружению» и выполняющий обязанности начальника службы безопасности ЗАО «Феникс». Содержания разговоров с двумя последними зафиксировать не удалось, так как беседы велись не в палате, а в холле, куда Ермаков по его просьбе был вывезен в кресле-коляске. Визуально отмечено, что разговор объекта наблюдения с генералом Г. происходил на повышенных тонах и продолжался двадцать четыре минуты. Разговор с Тимашуком длился четырнадцать минут и носил инструктивный характер. Из ЦКБ Тимашук сразу уехал в аэропорт Внуково и вылетел вечерним рейсом в Читу.
В сводке, подготовленной для Голубкова аналитическим отделом, было выделено сообщение Душанбинской станции аэрокосмического слежения. В нем отмечалось изменение геостационарной орбиты американских разведывательных спутников «Гелиос-4» и «Гелиос-5». Новое положение орбиты позволяет вести постоянное наблюдение за объектами в Забайкалье, в том числе и за аэродромом Потапово.
* * *
Это был плохой знак. Очень плохой. Он означал, что каких-то серьезных событий следует ждать в ближайшие дни. Или даже часы.
* * *
Голубков приказал оперативному дежурному связаться с контрразведкой Забайкальского военного округа и выяснить дальнейшие передвижения подполковника Тимашука. В том, что Тимашук вылетит из Читы в Потапово, сомнений не было, но точность никогда еще никому не вредила. Вредила неточность.
* * *
О чем говорил Ермаков с экс-министром обороны? Почему разговор шел на повышенных тонах? Какой приказ получил от Ермакова подполковник Тимашук?
По нормальной логике выходило: задержать поставку очередной партии истребителей.
Давать приказ об отправке «Мрии», зная о предупреждении ЦРУ, — это было самоубийственно. И для карьеры Ермакова, и для карьеры генерала Г., и для всего «Госвооружения». Не говоря уже об интересах России. Но и откладывать поставку после покушения и неприкрытой угрозы, прозвучавшей в словах Джаббара, было для Ермакова не менее самоубийственным. И уже не в переносном, а в самом буквальном смысле.
Но нормальной логикой здесь и не пахло. Столкнулись слишком крупные силы, задействованы слишком большие деньги. Без малого миллиард долларов. Миллиард! В такой массе деньги обретают новое качество, становятся чудовищной, неуправляемой силой. Мирное электричество превращается в плазму. В ней испаряется железо и сгорает алмаз. И никакого влияния на нее не могут оказать даже тысячи человеческих жизней.
* * *
Прозвучал зуммер внутреннего телефона. Оперативный дежурный доложил:
— Товарищ полковник, сообщение из Читы. Подполковник Тимашук вылетел на вертолете в Потапово. Перед этим потребовал от главного диспетчера Забайкальской железной дороги обеспечить безостановочное движение литерного состава из Улан-Удэ. Пригрозил трибуналом, если состав задержится хоть на час.
— Вас понял.
Голубков положил трубку.
* * *
Да что же они делают? На что они, черт их возьми, рассчитывают?
Решили опередить ЦРУ?
Но Коллинз же ясно сказал…
* * *
Полковник Голубков достал из сейфа досье, нашел в расшифровке будапештского разговора нужное место. Там стояло: «Мы разрабатываем широкомасштабную операцию».
Что за ерунда? Почему — «разрабатываем»?
О феноменальной памяти полковника Голубкова в управлении недаром ходили легенды.
Он очень хорошо помнил, что сказал цэрэушник. Он сказал: «разработали».
«Cultivated», а не «cultivating». Ну конечно же: лейтенант Ермаков, переводивший текст, допустил неточность, спутал время.
Вот уж точно: дьявол прячется в мелочах!
Голубков связался с диспетчером.
— Лейтенант Ермаков на смене?
— Так точно. Вызвать?
— Спасибо, не нужно.
Голубков вышел из кабинета и спустился в информационный центр, оснащенный, как с гордостью говорили операторы управления, такими компьютерами, каких не было даже в НАСА. Это было преувеличением. В НАСА такие компьютеры были. Верней, в информационном центре УПСМ стояли те же компьютеры, что и в НАСА. Их удалось купить у фирмы-производителя в обход всех американских законов.
То, чего нельзя получить даже за большие деньги, можно получить за очень большие деньги.
* * *
Начальник информационного центра Олег Зотов раскатывал на роликах офисного кресла вдоль стенда, на котором было смонтировано с десяток экранов, системных блоков, серверов и прочей хитроумной электроники. На мягкий стук бронированной двери Зотов недовольно обернулся, кивнул: «Секунду!» — и затрещал клавишами компьютерной деки, не отрывая взгляда от монитора.
— Полный облом, — сообщил он. — Индекс Доу-Джонса вошел в штопор. И в Токио, и в Сингапуре.
— Что это значит? — спросил Голубков.
— Это значит, что правительству Кириенко придет гвоздец. Гораздо раньше, чем мы просчитывали. На вашем месте, Константин Дмитриевич, я не стал бы сейчас покупать российские ценные бумаги.
— Спасибо, что предупредил. А то я как раз собирался бежать в банк. Кто дежурит на красной линии?
— Приходится мне.
— Чем занимается Ермаков?
— Работает. Отстранить?
— Ни в коем случае. Пусть работает. Но если придет и скажет, что ему нужно в больницу к отцу или еще что, — отпусти.
— А он придет?
— Думаю, да.
Голубков прошел в торец длинного бетонного коридора и остановился перед боксом, в котором работал лейтенант Ермаков.
Не лежала у него душа к тому, что он собирался сделать. Ему нравился этот парнишка. И больше всего нравилось то, что он сказал отцу. Он сказал ему не «Что делать?» или «Что ты будешь делать?». Он сказал: «Что будем делать?»
* * *
Полковник Голубков вошел в бокс.
* * *
Увидев на пороге начальника оперативного отдела, лейтенант Юрий Ермаков поспешно встал, на его лице отразилась сложная гамма чувств. Испуг, настороженность, обреченность. К обреченности примешался вызов. Хмуро, исподлобья смотрел он на седого сухощавого человека с озабоченным просто душным лицом, который сейчас олицетворял для него судьбу.
— Ты чего на меня уставился, как партизан на допросе? — удивленно спросил Голубков. — Сиди-сиди. Не помешаю?
— Нет, товарищ полковник.
— Помоги-ка мне кое в чем разобраться. Помнишь, ты расшифровывал и переводил мой разговор в Будапеште? С человеком из ЦРУ?
— Да, помню.
— Тут какая-то неувязка. — Голубков разложил на столе бумаги, нашел расшифровку.
— Смотри, здесь написано: «Мы разрабатываем широкомасштабную операцию». Так?
— Ну?
— А мне почему-то кажется, что он сказал по-другому. Правда, с моим английским я мог не понять. Давай-ка проверим. — Голубков дал лейтенанту кассету с магнитозаписью будапештской встречи. — Найди это место.
Ермаков погонял пленку вперед-назад и остановил запись на «паузе».
— Вот, нашел.
— Крути.
В динамике прозвучало:
— "We have cultivated…"
— Стоп, — сказал Голубков. — Это же прошедшее время? Или как правильно — совершенное? Так?