И снова оставалось только кивнуть. Хозяин кабинета встал, Ирина с Павлом Михайловичем тоже вскочили и направились к двери, но тут партиец окликнул Ирину и протянул ей белый прямоугольничек:
– Вот моя визитка, пожалуйста, если будут вопросы… Всегда помогу принять верное решение, ну и, кроме того, все мы люди, все мы человеки, так что если какие-нибудь бытовые мелочи помешают сосредоточиться на процессе, тоже звоните. Решим в секунду.
– Фууу… – выдохнула Ирина, когда они вышли на лестничную клетку, – как под гипнозом побывала.
– Да, без этого дара какой партработник, – улыбнулся Павел Михайлович.
– Зато кофе восхитительный.
– А давайте-ка я вас еще разок им угощу, пока мы тут. Не каждый день удается приобщиться к номенклатурным благам высшего уровня, так надо пользоваться.
Председатель суда уверенно провел Ирину по широким коридорам в небольшой уютный зальчик со столиками, накрытыми уютными скатерками в красно-белую клетку.
Не успели они устроиться возле окна, как к ним подошла симпатичная официантка в кружевной наколке. Удивившись такой скорости обслуживания, Ирина испугалась, что их сейчас вышвырнут отсюда, как самозванцев, но девушка с улыбкой протянула меню.
Ирина смешалась. Она почти не бывала в заведениях рангом выше пирожковой и толком не знала, как себя вести. Кто должен первым брать в руки меню и заказывать? Должна она сообщить, что выбрала, сразу официантке или сначала Павлу Михайловичу? И как рассчитываться? По идее, раз они с председателем не связаны романтическими отношениями, то он и платить за нее не должен, но вот интересно, на что он обидится – если она предложит разделить счет или если не предложит? И как делить, пополам или крохоборски высчитывать, кто что съел? И вообще, судя по блюдам, стоящим на соседних столах, здесь должно быть довольно дорого, а она сегодня разменяла единственную трешку, сдав полтинник на юбилей Табидзе. Мысли эти молнией пронеслись у Ирины в голове, и вдруг стало грустно, что, в сущности, она уже немолода и период красивой женской жизни с ресторанами и кавалерами для нее закончился, так и не начавшись. Невелика, конечно, потеря, но все-таки…
Павел Михайлович же чувствовал себя как рыба в воде. Он ласково спросил у официантки, чем она порекомендует ему угостить своего лучшего сотрудника, и, не глядя в меню, заказал две котлеты по-киевски, два салата из помидоров и – «разрешите, Ирочка, мне вас побаловать» – два бутерброда с черной икрой.
Ирина ужаснулась, какой удар это пиршество должно нанести кошельку председателя, но взглянула в меню и чуть не вскрикнула от удивления. Цены тут были точно такие же, как в рабочей столовой.
– Вот так, Ирочка, – засмеялся Павел Михайлович, когда официантка отошла, – даже не получится тут гусарским размахом произвести впечатление на хорошенькую женщину.
– Но икра… Все же это слишком.
– Ну хоть попробуете истинно русского деликатеса.
– А я ела, – Ирина улыбнулась приятному воспоминанию, – папа водил нас с сестрой в «Октябрьский» на выступление ансамбля Моисеева и в антракте купил нам по бутербродику. Как сейчас помню, кусочек булки, завиток масла, капля икры и долька лимона посередине. А вкус как-то не отложился в памяти. Впрочем, мы и не были гурманы. Папа любил всякое такое, знаете, ужасное, зельц, конфеты «Кавказские», селедочное масло. Одни раз, когда мы были маленькие, он нас накормил селедочным маслом и повез на троллейбусе к бабушке, которая жила на другом конце города. И то ли масло было просроченное, то ли детям просто нельзя его есть в таких количествах, но нам с сестрой поплохело ровно посреди дороги, нас высадили, и бедный папа оказался в незнакомой местности с двумя, извините за выражение, блюющими детьми.
Павел Михайлович сочувственно поцокал языком:
– И как ваш батюшка вышел из этого затруднительного положения?
– Представляете, помог совершенно незнакомый человек. Ехал себе мимо троллейбусной остановки на личном автомобиле, увидел, как дети надрываются над урной, и остановился.
– Да, времена меняются, – вздохнул председатель, – нынче девяносто девять из ста автомобилистов проедут мимо, и те же самые девяносто девять из ста растерянных отцов не сядут с детьми в машину к незнакомому человеку.
– И слава богу. Нам хоть поменьше работы будет.
Ирина улыбнулась. Память – коварная штука. Перед глазами совершенно ясно стояла бетонная урна с окурками, куда они с сестрой извергали селедочное масло, серебристая решетка радиатора, открытый папин портфель, который он поставил им с сестрой на колени, когда они сели в машину, со строгим указанием тошнить именно туда, а не на великолепные бархатные сиденья, сами сиденья восхитительного малинового цвета, а лицо человека, пришедшего на помощь, совершенно изгладилось из памяти. Вот так и делай добрые дела…