Во время долгой езды домой разговаривали мало. Тряслись, раскачивались и улыбались, остро ощущая всякий ухаб, сталкивавший тело с телом. Когда Оливер предложил, чтобы Джон Грант высадил их не доезжая до дома Берлингов, Сюзан согласилась без лишних вопросов. Полмили от дома Грантов вполне можно было преодолеть пешком: светил молодой месяц. И вот они шли по темному последнему участку между каменными оградами, которые соорудил ее прадед, по мягкой от пыли дороге, дыша прохладным ночным воздухом первых дней осени, чуть терпким от ранней палой листвы.
Где‑то по пути они все между собой решили. Через два дня Оливер поехал на несколько дней в Коннектикут к своим родителям, намереваясь затем отправиться на Запад, чтобы найти работу и подготовить место, где она будет с ним жить.
Явившись с пустыми руками, не имея в поддержку своего сватовства ничего, кроме надежды на будущее, момент он при этом выбрал самый удачный, когда Сюзан была настроена самым восприимчивым образом. Если тройственному союзу суждено было распасться из‑за брака Огасты и Томаса (хотя они клялись, что этого не будет), то Нью-Йорк, по всей вероятности, потерял для Сюзан немалую часть привлекательности, а западное приключение выглядело заманчиво. И если Огаста, вопреки своим заверениям, готова была пожертвовать искусством ради дома и семьи, то ее отступничество, возможно, говорило о том, что замужество, в конечном счете, и правда есть высшее предназначение женщины. И если на Томасе Хадсоне придется поставить крест, то не худшее решение – обратить взор на человека совсем другого сорта, привлекательного на свой лад, но ни в каком отношении не соперника идеалу, который ей не достался.
Но какое противоборство, когда она сказала Огасте! Тут мне приходится пустить в ход воображение, однако в письмах, накопившихся за годы, есть кое‑какие намеки, дающие мне знать о чувствах обеих. Я воображаю себе мастерскую на Пятнадцатой улице, где они четыре года трудились и ночевали вместе, лелея возвышенные мечты о благородном безбрачии в искусстве, и где Сюзан, подняв глаза от своей работы, нередко встречалась ими с темными глазами Огасты, пожирающими и ласкающими ее.
Теперь, однако, никаких ласк. Любовь любовью, но в обеих проснулось что‑то кошачье, когти выпущены. Огаста ушам своим не верит, она в ужасе, порицает ее; Сюзан упрямо стоит на своем, возможно, чуточку торжествует. Видишь? Я не беззащитна, я не окажусь за бортом. Так они сидели, испытывая под саржей и бомбазином переживания более жаркие, чем положено утонченным особам.
– Оливер Уорд? Кто это такой вообще? Я его видела? Да ты шутишь.
– Нет, я вполне серьезно. Ты его не видела. Он был в Калифорнии.
– Тогда где ты‑то с ним познакомилась?
– У Эммы, однажды под Новый год.
– И с тех пор он был в отъезде? Долго?
– Четыре года, почти пять.
– Но ты ему писала.
– Да, регулярно.
– И теперь он сделал предложение, и ты согласилась – всё по почте!
– Нет, он приехал. Неделю был у нас в Милтоне.
Огаста, сидя с опущенной головой, увидела нитку, вылезшую из оборки на платье, и вытащила ее. Пальцы разгладили кружевную тесьму. Темные сердитые глаза быстро взглянули в глаза Сюзан, и Огаста их отвела.
– Тебе не кажется странным – как мне, – что ты ни разу мне о нем не упомянула?
– Я не знала, что он станет для меня так важен.
– Но за неделю узнала.
– Да, я знаю, теперь знаю. Я люблю его. И выйду за него замуж.
Огаста встала, сделала несколько шагов по комнате, остановилась и стиснула виски основаниями ладоней.
– Я думала, между нами нет секретов, – сказала она.
Сюзан поддалась искушению и вонзила коготь в опрометчиво подставленную плоть.
– Теперь, когда есть о чем тебе сообщать, я сообщаю. Как ты мне про Томаса, когда появилось, о чем сообщать.
Огаста смотрела на нее, не отнимая ладоней от головы.
– Так вот в чем дело!
У Сюзан пылали щеки, уступать она не хотела.
– Нет, вовсе не в этом. Но если у тебя есть полное право полюбить и выйти замуж, то у меня тоже. Заранее не всегда знаешь, что к этому идет, правда же?
Огаста качала головой.
– Никак от тебя не ожидала, что ты, будто девушка из магазина, влюбишься в первого смазливого незнакомца.
– Ты забываешься!
– Сю, я думаю, что забываешься ты. Чем этот молодой человек занимается?
– Он инженер.
– В Калифорнии.
– Да.
– И хочет забрать тебя туда.
– Как только найдет подходящее место, более или менее постоянное.
– И ты поедешь.