Не свистели цикады, не пели птицы, даже мухи погружались в летаргию, потому что солнечные лучи могли их просто-напросто сжечь. Будто Создатель каждый день специально устраивал такое пекло, чтобы спокойно лицезреть свое творение при свете дня, и никто не смог бы его отвлечь.
Позже, когда раскаленный огненный шар лениво катился дальше, в сторону заката, в ноздри заползали первые мухи, влажные потные тела неохотно оживали и медленно приходили в сознание, задаваясь вопросом, по какой гнусной причине человек никогда не может быть хозяином собственных снов.
Прекрасное лицо Ингрид снова терялось в тепловатом сумраке горного леса, голоса друзей снова возвращались в могилы, звон колокола маленькой церквушки навсегда затихал вдали, и впереди опять открывался бесконечный путь из ниоткуда в никуда.
Но все начало меняться в тот день, когда на удушающей жаре, от которой вскипала кровь, в далекой дымке, превращающей песок в воду, пошатываясь показалась человеческая фигура.
Сьенфуэгос приоткрыл глаза и не сразу признал, что это человек — безумец, не побоявшийся погибнуть от жажды. Он держался очень прямо и двигался совершенно спокойно; на нем не было никакой одежды, если не считать красной ленты на лбу, и никакого оружия за исключением длинного шеста на плече.
— ЯКАРЕ!
Воскликнул один из низкорослых аборигенов, неожиданно появившийся из укрытия, и тут же начал кричать, размахивая руками, чтобы привлечь внимание путника и разбудить остальных.
— Якаре! — радостно повторял он снова и снова. — На ута Якаре!
И вдруг, словно это имя имело магическую силу, из-за каждого куста стали появляться новые воины, так же подпрыгивать и радостно кричать, будто тот, кто подверг себя риску расплавиться под беспощадным солнцем, был не просто человеком, а живым богом, спустившимся с небес.
Туземцы с криками побежали ему навстречу и чуть не подняли на руки. За короткое время, пока они добирались до того места, где находились канарец и Уголек, индейцы явно успели объяснить вновь прибывшему, что это за чужаки и откуда взялись.
С самого начала не вызывало сомнений, что Якаре был королем или принцем купригери: гордые властные жесты, спокойный голос, твердый взгляд, несмотря на чуть косящие глаза, выделяли его среди остальных, как и молчаливость, свойственная людям, привыкшим подбирать как можно более точные слова.
Он был значительно выше остальных своих сородичей, и каждый мускул его необычайно стройного белого тела казался сжатой пружиной, готовой вот-вот распрямиться.
Якаре поприветствовал Сьенфуэгоса легким кивком и тут же уставился на Уголька, словно раздумывая, кем может быть это невиданное существо.
У дагомейки подкосились ноги.
Похоже, она вдруг совершенно растеряла свою болтливость, всегда являвшуюся ее главной отличительной чертой, и притихла, как загипнотизированный воробушек, позволив вновь прибывшему рассматривать ее, словно животное на ярмарке или товар в лавке.
Наконец, туземец присел на корточки, а остальные воины окружили его, и, не обращая внимания на рыжего и девушку, Якаре показал всем длинный шест, который нес на плече. Туземцы принялись рассматривать его с явным энтузиазмом и нескрываемым восхищением.
— Аука? — спросил один из них.
Якаре указал на торец шеста, обратив внимание на то, что в поперечнике тот не совсем круглый, а немного сплющенный, но при этом ровный и симметричный. Сам же шест был отполирован до блеска. Якаре удовлетворенно кивнул и с явной гордостью произнес одно лишь слово:
— Аука.
Держа шест в руке, он, прищурив один глаз, поднес его торцом к другому, устремив противоположный конец прямо в небо. И тут Сьенфуэгос заметил, что это не обычный шест вроде того, каким пользовался он сам, а полый внутри, что делало его похожим на огнестрельное оружие.
Канарцу хотелось рассмотреть незнакомый и странный предмет поближе, однако в эту минуту ему казалось более важным внимательно выслушать рассказ неожиданного гостя о тяжелом походе и, насколько возможно, постараться его перевести.
Несмотря на обилие различных подробностей, которые канарец так и не смог расшифровать, общий смысл сводился к тому, что Якаре отправился в далекий поход, чтобы раздобыть одну из тех вожделенных духовых трубок, какие изготовляли особые мастера племени аука, а также разузнать состав яда, тайну которого ревностно охраняли некие таинственные и неуловимые личности, Кураре Мауколаи, что с некоторой натяжкой можно было перевести как «властители кураре».