В это же время стайка ребятишек плескалась в воде, женщины болтали, стоя на мостках, а мужчины громко спорили, сидя в легких каноэ. Глядя на всё это, казалось, что купригери приспособились к жизни на воде с большей легкостью, чем иные народы привыкают к жизни на суше.
Каждый клан отмечал свои жилища простым рисунком, почти всегда красно-черного цвета, с силуэтами обезьяны, рыбы или птицы.
Но истинное сердце местной жизни находилось в прямоугольной хижине примерно пятьдесят на тридцать метров размером, со стенами из тростника и крышей из пальмовых листьев, к которой можно было подплыть только через лабиринт каналов. Стоило Сьенфуэгосу оказаться внутри, его поразил контраст освежающей температуры в хижине с удушающей жарой снаружи.
Насколько он смог понять уже гораздо позже, сложные переплетения хрупких тростниковых циновок перехватывали почти неощутимые потоки воздуха и направляли их таким образом, что в большей части просторного помещения под высоким потолком, отбрасывающим мягкую тень, температура становилась почти на десять градусов ниже, чем снаружи.
Величественное сооружение называлось Кону-кора-йе, что означало «Дом важных бесед». Название, несомненно, было обусловлено тем, что в хижине проводили совещания двадцать деревенских старейшин. Восседая на циновках, сплетенных из жестких пальмовых листьев, они долгими часами обсуждали наиболее важные для жителей решения.
Нежданное возвращение флотилии каноэ, где сидели рыжеволосый гигант и никем не виданная прежде чернокожая женщина, подобную которой изумленные купригери не могли даже представить, немедленно вызвало в деревне переполох; но гораздо больше местных жителей, особенно женщин, взволновало возвращение Якаре. При виде гордого вождя, стоящего на корме первого каноэ с духовой трубкой в руке, деревня взорвалась ликующими криками.
— Аука! Аука! — кричал косоглазый, потрясая духовой трубкой и показывая тыкву, наполненную черной массой. — Якаре принес кураре аука!
Это событие оказалось явно более значимым для совета старейшин, чем интерес, вызванный появлением Уголька и Сьенфуэгоса, поскольку гостям лишь предложили расположиться в углу хижины и принесли корзину фруктов и миску сырой рыбы, пока все внимали пространным рассказам смелого воина о том, как он за два года в одиночку обошёл земли племени аука.
Все взоры обратились на африканку, только когда Якаре объявил, что она, возможно, самая настоящая Кураре Мауколаи, а затем рассказал, как ловко она поймала смертоносную куаму, не выказывая ни малейшего страха.
Лицо старейшего из присутствующих, а быть может, и во всем Новом Свете, избороздили столь глубокие морщины, что, казалось, на всем его теле не нашлось бы кусочка кожи, где мог бы пристроиться комар. По-прежнему сидя на корточках, старик прополз вперед, застыл перед негритянкой и принялся изучать ее столь внимательно, будто его зоркий взгляд пытается проникнуть вглубь ее тела и узнать, что она ела вчера на ужин.
Наконец, он печально покачал головой.
— Не Кураре Мауколаи, — только и сказал старик.
— Вот чертов старикан! — немедленно разъярилась Уголек. — Да почем ему знать, на что способна дагомейка? — она раздраженно повернулась к канарцу, с иронией наблюдающему за этой сценой. — Объясни этому скопищу морщин с ногами: если мне предоставят всё необходимое, я через месяц сделаю это дерьмо! — она немного помолчала и презрительно добавила: — И научу их рыбачить.
— Рыбачить? — удивился канарец. — Да эти люди живут за счет рыбалки и наверняка знают о ней всё.
Уголек убежденно покачала головой.
— Сомневаюсь, потому что не видела ни одной акадьи.
— Это еще что?
— Силок для рыбы. Ее устанавливают под домом, и он превращается в настоящий садок. Когда наступает время обеда, нужно лишь выбрать рыбу, какая больше понравится.
— Звучит заманчиво.
— В Ганвиэ такие у каждой семьи.
Канарец внимательно на нее посмотрел и, придя к выводу, что девушка знает, о чем говорит, решил перевести ее предложение туземцам.
Мысль о том, что можно иметь неиссякаемую кладовую, не прилагая при этом никаких усилий, настолько заинтересовала ценивших комфорт купригери, что на какое-то время они даже забыли о кураре и духовых трубках, сосредоточив всё внимание на том, как бы разузнать, что за штука эта акадья, способная сделать еще более приятным их и без того достаточно беззаботное существование.