— Удивительно, что кто-то у вас вообще доживает до зрелого возраста, — хмыкнул Сьенфуэгос. — Слава Богу, на Гомере нет змей. Клянусь, у меня волосы дыбом встают при виде этих тварей... — Он хотел еще что-то сказать, но вдруг замолчал, уставившись куда-то в небо, за спину Уголька. — То ли я сошел с ума, то ли и в самом деле молнии бьют все время в одну и ту же точку... Но ведь грозы нет... — добавил он, немного помолчав.
Грозы и в самом деле не было, но молнии сверкали высоко в небе, пересекая его гигантскими шрамами, снова и снова возникая в одной и той же точке знойного ночного неба, и освещали огромное озеро и далекие горы.
— Кататумбо, — последовал сухой ответ сонного Якаре, когда девушка заставила его выпрыгнуть из гамака и спросила о причине удивительного атмосферного явления. — Просто кататумбо.
— А что такое кататумбо?
Туземец, конечно же, не мог дать никакого научного объяснения происхождения таинственного метеора. Индейцы наблюдали его уже много раз, и всегда озадаченно и испуганно, поэтому Якаре лишь пожал плечами и ответил:
— Знак Божий. Что он за нами наблюдает. Всегда за нами присматривает.
— Присматривает?
— Чтобы никаких драк по ночам. Никаких смертей по ночам... — он оглядел африканку с ног до головы и громко зевнул. — Может, еще одно...Негритянки не должны болтать без умолку и мешать Якаре спать по ночам.
Она лукаво усмехнулась и слегка подтолкнула его в хижину.
— Идем! — сказала Уголек. — Я устрою тебе хороший кататумбо, чтобы сегодня ночью ты смог уснуть.
7
Принцесса Золотой Цветок, на асаванском диалекте Анакаона, одним прекрасным апрельским утром предстала перед своей ближайшей подругой Ингрид Грасс, которая в эти минуты кормила свиней, и с улыбкой спросила:
— Ты готова?
— К чему?
— Познакомиться с Гаитике.
Немка почувствовалось, как заколотилось сердце. Хотя она уже несколько месяцев ждала возможности познакомиться с сыном Сьенфуэгоса, при мысли о том, что она увидит в нем знакомые черты любимого лица, Ингрид пришлось опереться о ближайшую стену, потому что ноги у нее подогнулись.
— Дай мне время, — попросила она. — Мне нужно прийти в себя и успокоиться.
— Он всего лишь ребенок.
— Он — частичка Сьенфуэгоса. Возможно, единственная, которую мне суждено увидеть... — она кивнула в сторону хижины. — Пусть он войдет один...
Ингрид удалилась к себе в спальню, умылась, расчесала длинную копну волос и села в кресло-качалку, волнуясь так, будто ей предстоит встреча с самим королем Фердинандом.
И вот в комнату вошел малыш, глядя на нее огромными темными глазами, полными страха и удивления. Он казался еще более растерянным и испуганным, чем она сама, крошечное личико уже несло на себе признаки новой расы, родившейся от смешения двух столь разных кровей.
Первый плод союза индианки и европейца, внук арагонского дворянина, полудикой пастушки-гуанче и двух гаитянских вождей теперь глядел на нее испуганными глазами, а Ингрид так же внимательно смотрела на него, стараясь определить, чья же кровь, текущая в хрупком тельце ребенка, окажется главной.
Некоторое время они молча изучали друг друга, понимая, что эта встреча навсегда изменит их жизнь, ведь мальчику сказали, что с сегодняшнего дня донья Мариана Монтенегро заменит ему умершую мать, а для бывшей виконтессы де Тегисе Гаитике становился единственной семьей. Конечно, для мальчика эта встреча была более важной, не только из-за возраста, но и потому что он впервые встречался с одним из ненавистных и внушающих ужас «разодетых демонов», прибывших из-за моря с намерением уничтожить и поработить его народ.
Его мать Синалинга погибла из-за привезенной ими болезни, а дядя, некогда могущественный вождь Гуакарани, превратился не более чем в местного князька на службе у завоевателей. С тех пор как он себя помнил, все окружающие только и жаловались на надоедливых чужаков, а теперь он в ужасе стоял перед одной из них и должен был перейти к ней во владение.
Неужели правдивы легенды о том, что чужаки пожирают детей на манер свирепых карибов?
Мальчик посмотрел на ее губы, более тонкие, чем у его племени, на пугающие глаза — такие голубые, что казались капельками воды, танцующими на яйце перепелки.
Но к своей радости он обнаружил, что говорит женщина не трубным гласом демона, а нежно, причем на его же языке. Именно этот голос утихомирил его страхи, словно шестое чувство подсказало мальчику, что никогда человек, говорящий с ним так ласково, не причинит вреда.