ГЛАВА ШЕСТАЯ
Джина неожиданно для себя почувствовала полную опустошенность. Казалось бы, наоборот, можно было ожидать душевного подъема после несомненного успеха, который выпал на ее долю. Питер Оуэн немедленно заговорил о том, что надо будет заняться подготовкой новой совместной программы. Изабелла Кинг и другие, сидевшие за ее столиком гости засыпали Джину комплиментами. Но ей хотелось лишь одного: поскорее выбраться отсюда и остаться одной.
Ох, не стоило ей смотреть, как Алекс Кинг выводит свою невесту на танцевальную площадку. Мишель в своем сногсшибательном красном платье буквально источала сексуальность, и внимание Алекса целиком отдано ей. А впрочем, как иначе? Чего Джина могла еще ожидать?
– Питер, принесите, пожалуйста, стул для Джины, – попросила Изабелла. – Хочу, чтобы она посидела рядом со мной.
– Нет-нет, мне пора домой, – поспешно запротестовала Джина.
– Домой? – Изабелла насупила брови. – Я предполагала, что вы останетесь, повеселитесь. С Марко в детской ничего не случится. Розита присматривает за ним.
В пригласительном билете Изабелла подчеркнула, что Джина проведет в замке всю ночь после окончания торжества. И Джина почувствовала соблазн принять приглашение, хотя и не осмеливалась признаться себе, что главный источник этого соблазна – возможность пообщаться с Алексом Кингом. Но сейчас взволновавший ее мужчина представился ей неуловимым фантомом, а потому лучше исчезнуть как можно скорее.
– Все-таки незнакомая обстановка, миссис Кинг. Если он проснется…
– Никаких проблем.
Неожиданно Джина увидела Алекса. Он направлялся прямо к ней, и танцующие пары расступались перед ним, подобно водам Чермного моря, покорным воле Моисея. А о том, что он идет именно к ней, говорили его глаза.
У Джины возникло чрезвычайно странное ощущение, как будто в ее тело одновременно вонзились тысячи игл. Неужели он, в самом деле, хочет побыть с ней? Хочет… Она не осмелилась додумать свою мысль до конца.
Когда он подошел, окружавшие Джину люди скрылись за серой пеленой; она уже не помнила об их существовании. Ярко-синие глаза Алекса захватили ее, и она поняла, что готова исполнить все, что бы он у нее ни попросил.
– Пойдемте, – скорее приказал, чем попросил Алекс.
С губ Джины сорвалось безропотное «да».
Он взял ее за руку. А может быть, она сама подняла руку, отвечая на его приглашение?
Алекс обнял ее и положил свободную руку ей на плечо. Здравый смысл подсказывал ей вести себя осторожнее, ведь Мишель тоже здесь. И, скорее всего, наблюдает за ними.
Но Алекс как будто и не вспоминал о своей невесте. Может быть, он так нежно обнимает всех женщин, с которыми танцует?
Алекс молчал. Язык Джины безнадежно прилип к нёбу. А в молчании все внимание к себе притягивали ощущения, порожденные ритмичными движениями танца, и возникшим жаром между бедрами, и покалыванием в сосках, и этой рукой, что лежала на ее спине…
Неожиданно она ощутила не относящееся к танцу движение Алекса и – возликовала: он пытался скрыть результат ее сексуального воздействия на него. Только бы это свидетельство желания не было лишь физиологической реакцией! Безумие… Запретное наслаждение… Опасный соблазн… И самое страшное – она была не в силах запретить себе надеяться на то, что влечение взаимно.
Заиграла быстрая музыка, но Алекс, в отличие от других танцующих, не отреагировал на изменение ритма. Джина заставила себя поднять голову и прочла на лице Алекса мрачную решимость. Он впился в нее взглядом, словно требуя ответов, необходимых ему не меньше, чем ей.
– Выйдем на воздух, – произнес Алекс первые слова за все время их танца и сразу потянул ее к двери, ведущей на террасу.
Сердце Джины лихорадочно забилось. Алекс уводит ее из зала, прочь от посторонних глаз, и ей, наверное, нужно остановить его. Но как сейчас прислушаться к голосу благоразумия?
Остается узнать, куда и зачем ведет ее Алекс. Пути назад нет. Если его не волнует, что подумают другие, почему это должно беспокоить ее? А если ему всего лишь захотелось глотнуть прохладного воздуха?
Никто из гостей, вышедших освежиться, не отходил далеко от дверей зала, поэтому у фонтана не было ни души. Хотя на газоне горели светильники, эта часть террасы оставалась в тени. Не приходилось сомневаться, что Алекс искал уединения. А, найдя его, внезапно заколебался, шумно вздохнул и предложил:
– Давайте лучше присядем.
Джина присела на скамейку, но сам Алекс остался стоять примерно а метре от нее. Атмосфера между ними сгустилась до такой степени, что расслабиться было невозможно. Каждый нерв Джины натянулся в ожидании того, что произойдет дальше. Она чувствовала, что находится на пороге крайне важного этапа своей жизни, но была не в состоянии осознанно сделать шаг.
В молчании прошли секунды… минуты… Его опущенный взгляд скользил по ее округлым плечам и по груди, над отороченным кружевной тесьмой вырезом платья. Джина почувствовала, что краснеет, хотя вырез отнюдь не был вызывающе глубоким.
– Джина, сколько вам лет? – отрывисто спросил Алекс.
Во рту у нее пересохло, и ей едва удалось шепнуть шершавыми губами:
– Двадцать шесть.
– А мне тридцать четыре. Тридцать четыре, – повторил он, словно вынося себе обвинительный приговор за свое поведение с Джиной.
Чувство нисколько не зависит от возраста, подумала Джина. И она не понимала, какие скрытые в нем силы вступили в борьбу, когда он отошел от скамейки, остановился между двумя колоннами и повернулся к ней в профиль.
– Расскажите мне о своей жизни.
Снова приказ. А какого ответа ожидает от нее Алекс – она может только догадываться. А значит, нужно рассказывать правду и надеяться, что его эта правда удовлетворит.
– Я выросла на тростниковой плантации. Она и сейчас принадлежит моим родителям.
– Где?
– Недалеко от Эдмонтона, за Кэрнсом.
– Как их фамилия?
– Сальватори. Фрэнк и Елена.
Алекс кивнул.
– Я слышал про вашего отца.
– Там же, на ферме, живет и мой старший брат Джон с семьей. А Дэнни, младший брат, работает в туристическом бизнесе.
– А сестер нет?
Она покачала головой.
– Нас у родителей только трое.
– Где вы учились?
– Начальная школа в Эдмонтоне, а потом – колледж Святого Иосифа в Кэрнсе.
Губы Алекса тронула ироническая улыбка.
– Монастырская воспитанница.
Джина не знала, как ей следует воспринимать это замечание, и потому ничего не ответила. Допрос продолжался:
– Вы до замужества работали?
– В цветочном магазине. Я с детства люблю цветы.
Не бог весть, какая карьера, но Джина до сих пор была довольна работой, так что оправдываться не приходится.
– Сколько вам было, когда вы вышли замуж за Анджело Терлицци?
– Двадцать два года.
Она тоже могла бы задавать ему вопросы. Но что бы она о нем ни узнала – какая разница? Почему же он задает вопросы ей? Может быть, он желает разобраться в природе собственных ощущений, которые находит неподобающими? Наверное, хочет убедиться, что Мишель подходит ему гораздо лучше.
Джина испытала прилив оскорбленной гордости. Она ни о чем его не просила. Она не охотится за ним. Все шаги навстречу до сих пор делал он.
– А после свадьбы вы продолжали работать?
– Да, но уже не в цветочном магазине. Я занялась приготовлением обедов для рыболовных туристических поездок, которые организовывал Анджело.
И была ему хорошим товарищем, каким Мишель Бэнкс для тебя никогда не будет, подумала она, но вслух, конечно, не произнесла.
– То есть вы обслуживали его клиентов на борту?
– Да. И мне это тоже нравилось, – с некоторым вызовом ответила Джина. – Но потом, во время беременности, я стала страдать от морской болезни и уже готовила обеды дома, а Анджело забирал их на судно.