— Кто принес?
— Афонька-пастух.
— Кто еще читал?
— На почте девки, он туда сперва притащил.
Абакумов почесал, затылок, поразмышлял и коротко заключил:
— Вся деревня теперь уж знает, не скроешь.
Мария Дремина о записке узнала сразу же, ей об этом рассказала соседка, ходившая в магазин за хлебом. Мария долго ревела, уткнувшись в подушку, и никакие уговоры соседки не помогли. А успокоилась только тогда, когда соседка ушла.
Где-то глубоко таилась надежда, что Иван все-таки найдет девочку.
Но Дремин вернулся ни с чем. Приехал в милицию, чтобы не сразу встретиться с Марией: не мог он видеть ее слез.
Абакумов посоветовал:
— Давай отпустим этого стервеца, черт с ним.
Дремин коротко и тяжело сказал:
— Нет! — И ушел к себе в кабинет.
Он не выходил около часу, а когда вышел, то сказал Абакумову:
— Готовь конвой, повезем.
Безнадежно махнув рукой, Абакумов ушел выполнять приказание. А Мария, появившись здесь же, стала просить, умолять. Дремин молчал. За этот день он, казалось, постарел, на добрый десяток лет и теперь сидел за столом серый, как обомшелый, изрезанный ветрами камень.
— Отпусти того человека, Иван, спаси дочь, — в который уже раз просила Мария. — Ну что тебе стоит, а?
— Нет, Мария, не могу. Нельзя мне этого делать.
И Мария поняла, что муж сказал эти слова окончательно, безвозвратно. Она молча, согнутая горем, вышла.
Конвоировать Иванова были назначены милиционеры Щербаков и Филинов. Старший Щербаков, он коренаст, смугл, напорист и исполнителен; руки у него большие, с узловатыми, словно коренья, пальцами; глаза раскосые, как у монгола. Филинов — маленький, жилистый, русоволосый, с веселым и шутливым нравом, с голубыми глазами-бусинками; дисциплинирован и предан делу.
Конвой на телеге, запряженной двумя лошадьми, отбыл под вечер. Дремин рассчитал так, чтобы он в Мироновку прибыл к сумеркам, там переночуют и с рассветом отбудут в город. Ночью Тимшин приведет еще «задержанного» — Куратова.
О том, что «задержанный» свой, будет знать только Тимшин, который поможет сопроводить конвой до станции.
Вечером, когда на деревню спустились сумерки, а бабы, подоив коров, гудели уже сепараторами, конвой прибыл в Мироновку. Ночевать остановились в старой церквушке, теперь служившей колхозу складом. Войдя в помещение, где сторож зажег керосинку, Иванов криво сморщился, оглядел стены, потолок, словно пытался что-то найти, и впервые за всю дорогу произнес:
— И до чего довели святое место, срам!
Он украдкой перекрестился. Филинов, недолго раздумывая, сказал:
— И все попы виноваты: бросают свои богадельни, драпают и завещания не пишут.
Иванов нехорошо, со злобой посмотрел на Филинова, презрительно отвернулся.
«Из поповских, видать», — подумал Филинов и принялся готовить из соломы в дальнем углу постель.
Куратова Тимшин привел поздно, когда деревня, погрузившись в темень сентябрьской ночи, спала.
— Ты кого это, Петрович, притащил? — полусонно и недовольно спросил Щербаков.
Руки у Куратова связаны назад, одежда измятая, грязная; благо, ни Щербаков, ни Филинов его не знают. Усадили его на солому рядом с дремавшим Ивановым.
Тимшин громко заговорил:
— Да вот, шельмец, лез на колхозный двор, коня хотел увести. А дед Федулай молодец: схватил берданку — и к стенке его.
— Кто таков? — спросил Щербаков.
— А шут его знает, забрел какой-то.
Щербаков подумал о чем-то, потом вжал голову в плечи, приставил палец к губам.
— Тш-ш-ш, может, это из их же вон компании, — кивнул он в сторону Иванова. — И зачем ты его притащил сюда?
— Звонил начальнику — говорит, конвоируйте в город вместе с тем.
Почувствовав появление около себя человека, Иванов открыл сначала один, потом другой глаз, искоса оглядел его и, не узнав в нем своего, задремал снова, но к разговорам прислушивался.
— А может, все-таки сперва его в нашу милицию? — настаивал Щербаков, видимо, не желая брать на себя обузу конвоировать еще и этого.
— Сказано — значит, так надо, я помогу конвоировать до станции, — тихо и с раздражением сказал Тимшин.
Посидели, помолчали.
Филинов, безучастно сидевший в стороне, вдруг приблизился и вкрадчиво заговорил:
— Не слышал, Петрович, какая беда стряслась у нашего начальника?
— Что случилось? — заинтересовался Тимшин.
— Дочка-то у него, Галька, потерялась.
— Как потерялась?
— А вот так и потерялась: подкараулил ее кто-то вон из ихней банды и увел в лес. А потом записку с пастухом прислали: дескать, отпустите нашего, а мы вернем девчонку.