Уже на первых допросах Ершов понял, что Варганов и Прохоров опытные работники с твердым характером, объективностью, большой эрудированностью.
Филипп Иванович часто удивлял его знанием подробностей его биографии. Это способствовало тому, что главарь шайки дал Варганову много правдивых показаний о своей деятельности.
Остро переживая свою неудачу, Осипов неоднократно пытался «прощупать» Варганова и Прохорова, чтобы узнать, где же он промахнулся, в чем была его ошибка. Однажды в конце многочасовой беседы он еще раз повторил свою попытку:
— Филипп Иванович, а ведь, говоря откровенно, если бы не тот долгогривый идиот, вы бы меня ни за что не взяли. Так что вам просто помог случай.
— Не согласен. То, что вам помешал поп, это, допустим, вышло случайно. Но то, что на улице оказался наш сотрудник, что граждане оказали помощь в задержании грабителей, — это не случайность.
Они встречались и в Москве во время следствия. Трудно было поверить, что такой матерый бандит почувствовал какие-то угрызения совести. Но, видимо, все же разговоры не прошли даром. На одной из фотокарточек уголовного дела, относящегося к уфимскому эпизоду, Осипов сделал такую надпись:
«...Большая заслуга перед человечеством раскрывать преступления и уметь ловить преступников. Но еще большая заслуга — уметь их исправлять. Если бы мы встретились раньше, моя жизнь пошла бы по другому пути...»
В конце 1924 года Осипов и его ближайшие подручные были по приговору суда расстреляны.
Народом уполномоченный
В декабре 1923 года в иркутскую милицию пришел подросток и подал заявление с просьбой принять его на работу в уголовный розыск. Это был Миша Фомин, невысокий, крепкий паренек, заводила местных парнишек. За плечами у него было неполных 16 лет от роду, 7 классов образования и громадное желание работать в милиции.
Пожилой человек с усталым лицом долго и серьезно смотрел на паренька и ничего не говорил.
Мишка ожидал, что над ним будут смеяться или вежливо выпроводят, посоветовав подрасти и подучиться. Ко всему приготовился он, но этот серьезный и очень занятой человек, должно быть большой начальник, почему-то молчал. У Мишки от волнения пересохло в горле. Наконец он с удивлением услышал тихий и какой-то грустный голос: «Тебе будет нелегко у нас. Работаем мы практически без выходных дней, нередко и ночуем у себя в кабинетах, каждый день рискуем жизнью, а бывает, и хороним своих товарищей, погибших от бандитской пули. Даю тебе на размышления неделю, если не передумаешь, приходи...»
Мишка не передумал. Как на крыльях несся он домой. Не знал тогда Мишка Фомин того, что решение принять несовершеннолетней паренька в уголовный розыск было продиктовано разгулом преступности в городе и острой нехваткой кадров в милиции.
1 января 1924 года он был зачислен в Иркутский уголовный розыск оперуполномоченным. За несколько месяцев зарекомендовал себя инициативным, смелым, находчивым и самостоятельным работником. Михаил стал равным среди старших товарищей, и как-то так получилось, что все забыли о его возрасте, стали поручать сложные и ответственные задания, которые он всегда с честью выполнял. Природную смекалку Фомина ценили в уголовном розыске. И если кому-то из сотрудников поручалось сложное задание, он просил в помощники Михаила.
Осенью 1924 года неизвестные преступники, заманив к себе домой крестьянина Василия Ершова, ограбили и убили его. Братья потерпевшего обратились за помощью в уголовный розыск. Дежуривший в тот день Федор Родинков, вызвав к себе Фомина, начал опрос свидетелей происшествия. Михаил, сев в сторонке, слушал сбивчивый рассказ крестьян. Им было лет по, двадцать — двадцать пять. Один длинный и худой, с большими испуганными глазами. Второй ниже ростом коренастый, он угрюмо хмурился и ожесточенно мял свою кепку сильными руками.
Длинный рассказывал:
— Каменские мы, Ершовы наша фамилия. Привезли, значит, мы вчера воз муки для продажи, заночевали в городе, а сегодня с утра торговать стали. Торговля бойко пошла: мука у нас знаменитая, так что Васька, старший брат, только деньги считал и за пазуху складывал, а мы, значит, с Митькой с мукой управлялись. Потом подошли двое, и к Ваське: берем, мол, остальные мешки не вешая, только доставить пособи. Васька, дурень, и согласился.
— А я еще раньше заметил, как эти двое возле нас крутились, — хмуро добавил коренастый, — На Ваську они все зыркали, как он деньги считал, да, должно быть, примечали, куда прятал.
— Боимся мы за Ваську, товарищи сыщики. Неладное случилось: шестой час его нету, — жалобно закончил длинный.
Федор Родников взял карандаш, достал бумагу и на минуту задумался. Затем решительно встал, подошел к окну и, глядя куда-то вдаль, спросил:
— Какие соображения будут, Фомин?
Михаил вскочил со стула и по-солдатски доложил:
— Земля сырая, можно попытаться пройти по следу от колес телеги, да и меж людей пошукать не мешает. Авось кто заприметил лошадь.
Так и решили действовать. Однако, когда Фомин с братьями Ершовыми подошли к базару и увидели десятки одинаковых повозок, они поняли, что отыскать след нужной телеги им не удастся. Решили искать лошадь. Пошли в том направлении, куда уехал старший Ершов с двумя неизвестными, спрашивали прохожих, обходили дворы, огороды. Наконец удача: у оврага на окраине города обнаружили крестьянскую лошадь. Ни муки, ни старшего брата нигде поблизости не оказалось. Ершовы пали духом, растерялись. Длинный, Егор, готов был расплакаться.
С минуту подумав, Михаил Фомин решил действовать по горячим следам, пока не наступила темнота.
— Быстро на базар! — крикнул он братьям, вскакивая на телегу. На базаре их поджидал Родинков. Фомин в двух словах обсказал ему свой план дальнейшего поиска. Родинков одобрительно похлопал Михаила по плечу:
— Действуем!
С помощью братьев Ершовых сотрудники уголовного розыска отыскали место, где утром стояла телега, поставили лошадь в том направлении, куда уехал Василий с двумя неизвестными, и, ослабив поводья, слегка стегнули лошадь. «Ловко придумано, — прошептал Дмитрий брату, — савраска привезет нас к Ваське, будь уверен».
Долго ехали молча, сосредоточенно наблюдая за дорогой, поглядывая на прохожих. Лошадь сонно брела в одном направлении. Фомин начал беспокоиться, но Родинков положил ладонь ему на колено, слегка сжал пальцы: «Спокойно, терпение...»
Вскоре лошадь свернула на Маланинскую улицу. В конце этой улицы жил Фомин, сердце его гулко забилось. Здесь он знал всех наперечет. Наконец около дома № 23 лошадь остановилась. Мелькнула мысль: «Колька Пресняков, а кто второй?» Возле дома Пресняковых обнаружили старый след от телеги. Вынув наган, Родинков рывком открыл ворота и взбежал на крыльцо Работники уголовного розыска с братьями Ершовым вошли в дом неожиданно, как снег на голову. Пресняков остолбенел, от изумления не мог произнести ни слова Зато враз заговорили братья Ершовы: они узнали в Николае Преснякове одного из преступников. При обыске в амбаре нашли муку, а в заброшенном колодце труп старшего брата Ершовых. Пресняков, застигнутый врасплох, не смог придумать правдоподобного объяснения происшедшему, нервы его не выдержали, и он, признавшись в преступлении, выдал своего сообщника Дубровина.
Это было одно из первых успешно раскрытых Фоминым преступлений.
Двадцатые годы самые памятные в жизни Михаила Николаевича. События тех дней он вспоминает с особым волнением. Это были тяжелые годы сибирского края. Тяжкие преступления, грабежи и разбои совершались довольно часто. Нередко для овладения оружием бандиты убивали сотрудников милиции.