Мне бросились в глаза два небольших кровяных пятнышка и следы захватов от пальцев. Я тотчас же осмотрел руки убитого, но они оказались чистыми, без малейших следов крови. Невольно напрашивалась мысль, что портсигар этот подсунут убитому убийцей уже после совершения преступления. Ввиду целости вещей: часов (они оказались на убитом), бумажника с двумястами семьюдесятью пятью рублями и прочим, похоже было, что преступление совершено не с целью грабежа.
Никаких документов, устанавливающих личность, на покойном не оказалось. Из расспросов проводника вагона, заступившего в Орле, мы узнали, что он видел покойного в последний раз в Туле, возвращавшимся в вагон с коробкой пряников в руках. Убийство было обнаружено лишь по прибытии поезда в Москву при обычном обходе вагонов жандармским унтер-офицером. Я велел перенести труп в приемный покой при Курском вокзале и, забрав с собой копию протокола осмотра и отобранные вещи, вернулся на службу к себе. Особенно бережно я вез портсигар.
Приехав в сыскную полицию, я тотчас же вызвал чиновника, специалиста по дактилоскопии, и предложил ему расшифровать следы пальцев на портсигаре убитого. Насыпав осторожно специального, особо тонкого и сухого порошку на захватанную поверхность, он осторожно его сдунул, в результате чего тонкий слои порошка остался прилипшим лишь к слегка жирной поверхности металла, не оставив следа на тех местах, где обрисовывались спиральные завитки кожи. Получилось черное поле, как бы изрытое спиралеобразными траншеями. Рисунок этот был немедленно сфотографирован и подведен под соответствующую формулу, после чего мы приобщили его к группе карточек надлежащих регистров.
Он оказался новым, то есть в коллекции нашей подобного не имелось; из этого следовало, что убийца — не профессионал, не рецидивист.
Дело это не захватило меня, так как вначале представлялось мне довольно банальным. Раз нет следов наличия грабежа, стало быть, месть на какой-либо почве руководила рукой преступника.
Стоит, думалось мне, установить личность убитого, и без особого труда картина преступления раскроется. Смущал меня несколько портсигар, как будто подсунутый убийцей; но подобного рода трюки с целью сбить розыск с правильного пути встречались уже не раз в моей практике.
Во всех московских газетах я сделал сообщение о найденном трупе в ростовском поезде, его приметах и об оказавшемся при нем портсигаре с монограммой «К», фигурой женщины и кошки с изумрудными глазами. Я был уверен, что завтра же явятся ко мне родные или друзья убитого за справками. И, в самом деле, на следующий же день, часов в двенадцать мне доложили о какой-то даме, желающей меня видеть по этому делу.
— Проси, — сказал я курьеру.
В мой кабинет вошла молодая еще дама с взволнованным лицом и заплаканными глазами.
— Я пришла к вам, прочтя в газетах о найденном трупе. Увы! Думается мне, моего несчастного мужа! — и дама разрыдалась.
Я успокаивал ее как мог.
— Почему же, сударыня, вы думаете, что убитый именно ваш муж?
— Видите ли, с неделю тому назад муж выехал в Ростов по делам и должен был именно вчера вернуться. Он не приехал и не известил меня о причине задержки, что вовсе на него не похоже; затем приметы схожи, а главное, — этот портсигар. Относительно портсигара я не знаю, что и думать. По описанию — это точно портсигар мужа, но, с другой стороны, за неделю до своего отъезда муж его потерял и был этим весьма опечален, так как дорожил этой памятью, моим подарком. Каким образом он снова очутился в его кармане — я себе не представляю. Но, во всяком случае, я крайне, крайне встревожена.
Я достал из ящика злополучный портсигар и протянул его ей.
Едва увидя его, дама вскрикнула:
— Он, он! Это портсигар Мити! Я даже знаю, что внутри на вызолоченной поверхности в уголке нацарапано мое имя «Вера».
Действительно, указание было точно и сомнений не оставалось.
— Скажите, сударыня, не украл ли кто-либо этот портсигар у вашего мужа с неделю назад? Не имели ли вы на кого-нибудь подозрений?
— Нет, муж тогда определенно заявил, что потерял его где-либо на улице, положив в прорванный карман пальто.
— Между тем, вы видите: он не потерян.
— Не знаю просто, что и думать! Вы разрешите мне отправиться и осмотреть покойника?
— Конечно, сударыня! Я дам вам в сопровождение одного из агентов, поезжайте немедленно!
Мы расстались. «Бедная женщина! — думалось мне. — Вряд ли минует тебя горькая чаша вдовства!» Но каково было мое удивление, когда часа через полтора она вошла вновь в мой служебный кабинет, но сияющая, счастливая и довольная!