Черный пес помчался вслед за исчезнувшим в темноте человеком.
— Ты как?
— Хреново, но хоть в глаза не попало! — изляпанный в черной краске Руслан, стоя на коленях, пытался оттереть руки, вырванным с корнем, клочком травы.
— Что случилось? — задал я банальный вопрос.
— Я открыл ворота, а вот этот — Руслан подошел к лежащему на земле мужику и пнул его по бедру: — машину из краскопульта красит. Он повернулся и мне в лицо краской брызнул. А дальше я уже не видел, что было.
— Понятно, посмотри за этими. — я прицепил руку одного задержанного к лодыжке второго: — Я пойду, собаку поищу.
Возле забора, обрывающегося у песчаного пляжа, я нашел лежащего лицом вниз, мужчину в измазанном пятнами краски комбинезоне. В метре от мужчины лежал, внимательно наблюдая за телом, Демон.
— Вставай! — я легонько пнул по каблуку кирзового сапога.
— Не могу. Мне собака всю ногу изгрызла.
Я достал фонарь и посветил на голенища кирзовых сапог.
— Сапоги целые, так что вставай, не ной. Если не встанешь, он тебя повыше цапнет.
Мужчина, издавая громкие стоны, стал медленно подниматься.
— Вы вообще кто?
— Ты еще не догадался?
— Менты что ли?
— Давай, шевелись.
— Подожди, давай договоримся.
— О чем, дурачок? У вас угнанная тачка на покраске стоит и вторая, с еще теплым движком, вон, из-за того бокса выглядывает.
— На крашеную у нас документы есть!
— Что, номера успели новые вварить. Не волнуйся, экспертиза покажет, что номера не родные. И кстати, на движке номер тоже поменяли? Что нахмурился? Не успели?
— Командир, давай договоримся.
— О чем?
— Мне нельзя в тюрьму.
— Что так?
— Я условно-досрочно вышел.
— Сколько не досидел?
— Три года.
— Ну и что. Получишь еще за кражи три-четыре года, да плюс, за не отсиженное, плюсом три года, итого семь лет. Отсидишь, ты еще молодой.
— Командир! — задержанный резко затормозил: — Скажи, что надо, и я все сделаю. Мне нельзя в тюрьму.
— Я не знаю, кто ты такой есть и о чем с тобой разговаривать.
— Я Степан, Степанов Владимир. Там мои братья — родной Игорь и двоюродный Кузнецов Илья. Я месяц назад по УДО вышел. Братаны не судимые. Эта территория базы, где мой дядька заведует и сторожем числится. База профсоюзу совсем не нужна, денег у них нет. В ангарах лодки старые стоят и вон, в том сарае, моторы нерабочие и весла хранятся. Народ здесь года три уже не появляется. Мы дядьке предложили за него подежурить, ну и машины, сказали, будем чинить. Он ничего не знает, просто зарплату получает и все, здесь не бывает. Командир, давай что-нибудь порешаем. Ну тебе что, за нас медаль дадут, что ли?
— Медаль не дадут, но премию — точно получу.
— Ну, давай я тебе сам денег дам. Скажи, сколько надо?
— Прежде чем с тобой дальше говорить, давай решим вопрос о компенсации…
— Компенсации чего?
— Видишь, мой коллега, как-то странно одет. Половинка брюк серая, а вторая штанина черная, рубаха с каким-то пятном неопрятным.
— И что?
— Ну, вы же человека краской облили из краскопульта, теперь надо человека переодеть. Он же не может, по дури вашего художника, таким неопрятным чмошником ходить?
— Триста рублей хватит?
— Слушай, Степан… ты же Степан? Так вот, Володя, ты меня оскорбляешь просто таким предложением. Давай вместе посчитаем. Хорошие джинсы стоят долларов пятьдесят, рубаха, туфли, которые тоже краской обрызгали, уверен, еще столько же. Итого сто баксов. Согласен?
— Командир, я где доллары возьму?! — Степан экспрессивно взмахнул рукой, на что Демон зарычал и подался вперед.
— Давай рублями, по курсу. Я на прошлой неделе по тридцать рублей доллары брал. Итого, три тысячи деревянных. По-моему, хороший курс.
— Я сейчас принесу деньги.
— Нет, Степан, мы вместе принесем.
В очередном металлическом ангаре, пошарив рукой в обрезке трубы, Степан вытащил металлическую коробку из-под чая, в которой лежали, перевязанные черными резинками пачки купюр.
— Ну вот. — засунув деньги в карман, я улыбнулся: — Теперь можно говорить о дальнейшем сотрудничестве. Что ты предлагаешь?
— Так давай, краями разойдемся. Вы нас не видели, мы вас не видели. Вот, возьми все деньги. Тут еще две с половиной тысячи. Вы все деньги забираете и… — Степан прижал руки к сердцу так трагично, что я чуть не расплакался.
— Мы все деньги забираем и так. И краями мы не расходимся. — я смог преодолеть свою минутную слабость: — Мое предложение к тебе такое — ты уходишь, и я забываю о тебе. Твои братья, как ранее не судимые, берут все на себя, рассказывают о всех тачках, что вы здесь разобрали, получают свои «условки», в итоге остаются на свободе.