Человек сел на табурет и скуля, опустил голову. Он не помнил, что вчера произошло, но понимал, что ничего хорошего.
За спиной, из коридора, раздался щелчок замка и в тесную квартирку вошел, выглядевший знакомо, парень, лет двадцати пяти, с такими довольными глазами, что человек понял, что где-то он очень сильно проиграл. Борис еле — еле успел запнуть резиновый хер под кровать и накрыться тоненькой простыней.
— Доброе Борис Семенович. Как спалось?
— Вы кто?
— Вы меня не узнаете? Странно. Вы приложили так много усилий для того, чтобы меня посадить, а теперь узнавать не хотите. Даже, знаете ли, немного обидно.
— Прекратите! Отвечайте, вы кто такой?
— Давайте вы орать не будете, хорошо? Вот возьмите, вам будет легче.
В протянутой Борису руке темнела бутылка-чебурашка коричневого стекла, судя по этикетке, с «Жигулевским». Борис Семенович машинально взял бутылку и тут же приложил ее к, разламывающемуся от боли, лбу.
— Ах да! — парень отнял бутылку, вытащил откуда-то, с пояса настоящий черный пистолет, вынул из него обойму и, поставив его на затворную задержку, ловко откупорил бутылку, зажав пробку между рамкой и стволом.
— Возьмите, пиво свежее, всю ночь в холодильнике стояло.
Адвокат поколебался, но, все-таки взял бутылку и одним глотком, с страдальчески стоном, высосал половину содержимого, замер, прислушиваясь к процессам, происходящих в отравленном сивухой, организме.
— Вы опер…как вас там… — Борис прищелкнул пальцами: — а, Громов! Ну и что, Громов? Вы понимаете, что я с вами сейчас сделаю?! Да вы знаете, что я спецсубьект! Я сейчас позвоню в прокуратуру области и вас…!
Судя по смеху присевшего на табурет мента, мыслительный процесс Борис запустил в каком-то не том направлении.
— Та-а-а-к. — задумчиво протянул адвокат: — Смеетесь, значит. Получается, что провокация у вас более обдуманная. Что, обвините меня в изнасиловании вашей подстилки, как ее там, Маргариты?
— Почему моей подстилки? Скорее вашей подстилки, Беляевой Кати.
— Она же только что родила! Я бы с ней не стал… — Борис непроизвольно сморщил морду лица.
— Ну, значит, не срослось! — забавлялся на своей табуретки мент.
Вдруг лицо адвоката побелело.
— Вы меня фотографировали! Вы меня фотографировали… — глаза Бориса непроизвольно скосились под кровать, где вызывающе блестел своими анатомическими подробностями огромный фаллоимитатор.
— Ну! Ну! Договаривайте! — подбодрил его торжествующий мент.
— Вы меня сняли с этим! Вы меня собрались шантажировать!
— Ну, не надо так горячиться. — попытался успокоить раскрасневшегося и задыхающегося от переполняющих его эмоций адвоката мент: — Если и собираюсь вас шантажировать, но не на столько, как вы подумали.
Мент торжествующе развел ладони примерно на сорок сантиметров.
— Я же не зверь. Если и соберусь, то совсем немного, вот настолько. — опер развел пальцы примерно на четыре миллиметра.
— Хорошо, чего вам от меня надо. Денег, наверное?
— Я от вас, любезный, денег даже в голодный год не возьму. — став мгновенно серьезным, прогавкал мент: — Мне от вас надо, чтобы вы больше не занимались делами, в которых фигурирую я. На этом пока все.
— А что, последует продолжение? — стараясь говорить насмешливо, но в душе леденея от страха, спросил Борис.
— Не знаю. Мы просто будем с вами дружить. Ну, наверное, не друзья-друзья, но хорошие приятели. И вот вам приятельский совет — прекращайте играться с бандитами, вас адвокатские корочки не помогут, умрете очень скоро.
— А если я откажусь? Что вы сделаете? Пошлете фотографии в газеты, как я с этим… — адвоката всего передернуло от отвращения, когда он ткнул пальцем под кровать: — Да вы не посмеете! И никто не посмеет это опубликовать!
— Вы серьезно? Не будьте таким наивным. Скоро по центральному телевизору покажут человека, похожего на генерального прокурора с девушками, похожими на проституток в месте, похожем на баню, а вы про себя тут возомнили… Да и публиковать не придется. Если пойдет слух, что адвокат такой-то тыкает себе во все места резиновым членом, многие ваши клиенты, с кем вы, возможно, за руку здоровались, пили вместе или деньги давали-брали, скажут, что это не по понятиям. Последствия вам рассказать? Ладно, засиделся я у вас, пойду.