И тут Масклин услышал неторопливые шаги по гравийной дорожке.
— Некогда, — прошептал он. — На это сейчас уже нет времени.
— Но мы не можем уехать без него, — возразила Гримма.
— Да? И почему же? Это же просто… просто безделушка. И когда мы поедем, она нам уже не понадобится.
Едва эти слова сорвались с его губ, как он почувствовал, что сказал что-то не то. «Как это меня угораздило?!» — в удивлении подумал он. Гримма от возмущения потеряла дар речи. И тут во весь свой старческий рост поднялась трясущаяся от слабости матушка Морки.
— Да простятся тебе… — Старуха закашлялась. — Да простятся тебе эти ужасные слова! А ну, скажи ему, Торрит! — И матушка Морки пихнула старика локтем под ребро.
— Без Талисмана я никуда не поеду, — угрюмо объявил Торрит. — Это не…
— Слышал, что предводитель говорит? — оборвала Торрита матушка Морки. — Делай, что сказано! Только подумать: бросить Талисман! Позор. Святотатство, вот оно что! А значит, иди и принеси его. Живо!
Возразить на это было нечего, и Масклин безмолвно уставился на хлюпающую грязь внизу. Потом обреченно перебросил шнур через борт и соскользнул вниз.
Дождь усилился. Теперь с неба падала не только вода, но и хлопья снега. Масклина хлестнуло по лицу порывом ветра; выпустив из рук шнур, он сорвался и тяжело шлепнулся в лужу. Ему удалось доползти до маленького черного кубика, вот он накрыл его рукой… И тут грузовик тронулся с места. Сперва послышалось рычание, которое тут же переросло в сплошную дрожащую стену шума. Потом последовал вонючий выхлоп — и грузовик завибрировал, да так, что у Масклина земля затряслась под ногами.
Он резко схватился за веревку и закричал, чтобы остальные тянули, и тут вдруг понял, что даже сам не слышит собственного голоса, тонущего в этом шуме. Однако Гримма или кто-то другой догадались обо всем и без его подсказок — едва громадное колесо начало вращаться, веревка натянулась и Масклин почувствовал, как его ноги отрываются от земли.
Он висел между небом и землей, раскачиваясь взад-вперед. С тошнотворной медлительностью веревка ползла вверх, вверх… А рядом поворачивалось огромное колесо, и только несколько дюймов отделяло его от этого черного, холодного пятна, несущего в себе смерть. Кровь бешено стучала в висках.
«Я не боюсь, не боюсь, — твердил себе Масклин. — Это самое страшное, что мне пришлось пережить, а я не боюсь. Потому что это слишком ужасно, чтобы просто бояться».
Масклину казалось, что его завернули в какой-то легкий, теплый кокон. И вот уже этот ветер, этот шум остались где-то далеко-далеко. «Я умираю, — мелькнуло в сознании. — Умираю — из-за Талисмана, от которого нам никогда не было никакого проку, умираю ради дурацкой безделушки. Сейчас меня не станет — я отправлюсь на небо. Хотел бы я знать, правда ли то, что рассказывает Торрит о смерти? Почему нужно умереть, чтобы получить ответ на этот вопрос, это же жестоко и несправедливо. А небо… Я смотрел на него каждую ночь, много-много лет, но так и не увидел на нем ни одного нома…»
Однако все это его не трогало: казалось, это происходит не с ним и будто не взаправду.
Чьи-то руки подхватили его и втащили в кузов, под брезентовый навес. Масклин слышал вокруг голоса, кто-то забрал у него Талисман, с трудом разжав судорожно вцепившиеся в черную поверхность пальцы.
Грузовик несся по проселку, оставляя позади себя серую завесу дождя, нависшую над опустевшими осенними полями.
И на всей этой земле не было больше ни одного нома.
А ведь когда-то — в те дни, когда еще не разверзлись хляби небесные, — их было множество. По крайней мере, Масклин помнил не меньше сорока. Но потом провели автостраду, ручей убрали в трубы под землю, живые изгороди выкорчевали. И номы, всегда ютившиеся на задворках мира, где-нибудь в укромном уголке, подальше от людей, вдруг обнаружили, что укромных уголков почти не осталось.
Маленький народец стал таять на глазах. Тому было множество естественных причин: когда ты четыре дюйма ростом, естественной причиной может оказаться любое создание с зубами, костями и желудком, урчащим от голода. Видя все это, Пирринс — ном, отличавшийся редким безрассудством, — возглавил отчаянную экспедицию через дорогу. Путешественники хотели выяснить, пригодны ли леса на той стороне шоссе для обитания номов. Однажды ночью они отправились в путь и никогда больше не вернулись. Кто говорил, что их съели ястребы, кто утверждал, что путешественники попали под грузовик. А некоторые были убеждены, что отряд прошел половину пути и умер с голоду, оказавшись отрезанным от мира на островке посередине шоссе, зажатом с двух сторон бесконечным потоком машин.