Всегда и навеки любящий, Келвин».
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Я… Я думаю, наши бабушки и дедушки раньше встречались, — Смит берет конверт из моей руки и разглядывает его лицевую сторону. — Это старый адрес моих бабушки и дедушки.
— Смотри, — я указываю на красный штемпель на лицевой стороне. — Он был возвращён отправителю. Она его так и не открыла.
— Или не хотела открывать.
— Меня назвали в честь бабушки. Мама рассказывала истории о том, какой замечательной женщиной она была, я помню это. Некоторые из маминых любимых рецептов были от бабушки. Бабушка по-прежнему разговаривала с моей мамой после того, как её выгнали из дома, до того, как она умерла от рака. Моя мама никогда не знала, почему бабушка находилась с человеком, который выгнал собственного единственного ребёнка из дома.
Смит ставит фотографию на стойку и ходит взад-вперёд передо мной. Я в таком же замешательстве, что и он, если он именно так себя чувствует. Может быть, он сердится… или счастлив. Не могу сказать.
— Дорогой, что случилось? Ты в порядке?
— Это безумие, — он останавливается передо мной и хватает меня за плечи. — Ты понимаешь, что это значит?
— Что?
Красивое лицо, ради которого я так хочу просыпаться каждый день до конца своей жизни, усмехается.
— Мы приняли нашу чёртову судьбу.
— Какую Фейт (прим. на агл. слова «fate» – судьба и «Faith» – имя Фейт произносятся одинаково)?
— Нет, детка. Судьбу.
— О. Честно говоря, я всё ещё не уверена, что сейчас происходит.
— Твой дедушка, который встречался с моей бабушкой, облажался и потерял её. Мой дедушка, который построил этот дом, чего, кстати, я не знал, был там, в нужное время, и забрал её. Происходили события, проходили десятилетия, создавались поколения – и мы нашли дорогу сюда. Друг к другу.
— Мой дедушка просрал свою судьбу…
— А мы её обрели.
— О, Боже мой.
— Знаю! — он сжимает мои щёки и вместе с тем грубо целует меня. — Я хочу взять тебя прямо сейчас, но не хочу причинять тебе боль.
Я тоже этого хочу.
— Это невероятно.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
— Хочешь поехать со мной в офис и посмотреть, смогу ли я откопать старые чертежи?
— Чёрт, да.
Глава 25
Мелли
Три недели спустя
— Милый, со мной всё в порядке, даю слово.
— Хорошо. Если что-то изменится, позвони мне. Я удеру со всех ног и буду рядом с тобой в одно мгновение.
— Ты слишком много беспокоишься.
— Ни в коем случае.
— Иди, — прогоняю я его, но он меня игнорирует.
— Поцелуй меня ещё раз, и я уйду.
Игриво закатив глаза, я обнимаю его за шею.
— Если мне это будет нужно.
— Не веди себя так, будто тебе не нравится мой рот, — он обрушивается на меня и, как всегда, заставляет забыть об окружающем мире. Затем Смит отстраняется и чмокает меня в нос. — Я позвоню тебе позже, хорошо?
— Ага.
Я смотрю, как он выезжает с подъездной дорожки, после чего хватаю свою сумочку.
— Пожелай мне удачи, Мышь.
Она мяукает в ответ.
Прежде чем завести машину, я делаю глубокий вдох.
— Ты можешь сделать это, — говорю своему отражению в зеркале заднего вида. Смит думает, что я еду на последнее обследование, но я солгала. Последнее было неделю назад. Я так нервничаю, потому что никогда ему не лгала и ненавижу это. И боюсь, что это действительно будет больно, очень больно.
Я отбрасываю страх и еду к месту назначения. Когда приезжаю по адресу, который мне дали, меня слегка передёргивает от состояния здания. Но когда я искала татуировщика, всплыло его имя, и это было единственное окно, имевшееся у него из-за отмены записи.
Вылезая из машины, глубоко вздыхаю и иду к двери. Как только я вхожу внутрь, мужчина поднимает взгляд с дивана, на котором сидит.
— Привет. Ты Мелли?
— Да. Вон?
— Ага. Если ты готова, мы можем начать прямо сейчас.
— Готова, как никогда.
Всегда думала, что у мастеров по тату татуировки с ног до головы, но я ошибалась. У него их определённо много, за исключением одной руки. Кто знает, возможно, он покрыт ими в других местах.
Вон ведёт меня в комнату и жестом просит положить сумочку на стул.