«Черная возлюбленная» романа «Угрино и Инграбания» очень похожа на Эльвиру из поздней сновидческой новеллы Янна «Свинцовая ночь». Вот как объясняет сама Эльвира, почему у ее брата-прислужника Франца - как и у нее самой - черное тело (Это настигнет каждого, стр. 61):
Вы не знаете реальности, что и сковывает ваш дух. А казалось бы, что может быть проще, чем понять такое? Зебра расчерчена белыми и черными полосами, встречаются и черно-белые пони, чьи шкуры похожи на карты с морями и континентами; а ведь те и другие животные - лошади, по видовым признакам. Мы же по видовым признакам люди; но по разновидности - сон, черный занавес, заслоняющий нас от нас самих.
Герой новеллы пугается не человечности ждущей его возлюбленной - и из-за этого расстается с ней (там же, стр. 66-67):
Теперь она шевельнулась, по-звериному гибко, протянула к нему руки, бросила себя навстречу ему, наполнив черное пространство своего тела роскошным многообразием жизни. И стал понятен смысл цветового Ничто: беспредельное обещание. <...>
Он смотрел в Не-бывшее, Не-представимое, Не-становящееся: оно неподвижно пребывало по ту сторону формы и материи, радости и страданья.
- Нет, - сказал он решительно, опуская протянутые руки, - не сейчас. - И поднялся с колен. Больше он Эльвиру не видел.
Но еще прежде об их встрече рассказывается так, что можно подумать, будто Эльвира - отражение самого рассказчика, Матье (там же, стр. 64):
Постучал еще раз; приглашения войти не последовало. Но он все-таки вошел. И первое, что увидел, - себя самого, делающего шаг навстречу и прикрывающего за собой дверь. <...>
- Эльвира, это я.
- Это и я, - глухо послышалось в ответ.
Обратимся еще раз к «Прологу» к пьесе «Той книги первый и последний лист». Там сказано (стр. 269):
И все же мы можем хотеть только одного, можем жить лишь одним - стремлением уподобиться этой наивысшей мере: отображению нашей души из какого-то иного мира!
Допустимо ли считать «черную женщину» отображением души Забывчивого или Матье из «Свинцовой ночи» (или, скажем так, -единой на всех душой человечества, воплощением божественной любви)?
Вообще существует обширнейшая традиция аллегорического толкования библейской «Песни песней». Суламифь, согласно этой традиции (в христианстве восходящей к Оригену), - сообщество христиан или христианская душа.
Попав на остров Угрино, Забывчивый - в трапезной - садится за стол в том месте, где лежащие на скатерти столовые приборы надписаны именем Хенни (стр 83):
Все предметы тоже были помечены именем: «Хенни». Было ли то мое имя?
Хенни - женское имя, которое юный Ханс Янн добавляет к своему (и навсегда сохраняет) после того, как вступает в брак с Готлибом Хармсом (см. дневник, стр. 330).
Возможно, та женщина, которую встречает Забывчивый на острове Угрино, и есть ХЕННИ - оставленная им возлюбленная, родившая ему детей (см. стр. 110):
И передо мной возникла стройная, бледная, удивительно красивая женщина: посмотрела на меня, протянула ко мне руки... Я рухнул перед ней на колени, поцеловал кончики ее туфель. Я ведь не знал, что еще сделать. Я никогда прежде ее не видел, не знал и ее имени, но это не имело значения. Она каким-то образом оказалась здесь, а понять это, как и другие вещи, было выше моих сил. Да и не все ли равно, перед кем ты бросаешься на колени; главное, что каким-то образом нас можно принудить к молитве.
Женщина эта рассказывает о своем сыне (стр. 110):
Я родила его, когда мне было шестнадцать... <...> Я была дурочкой, была ничем; но сын у меня родился подобный Богу... Жесты его - большая весть, чем все написанное... Мне так радостно и вместе с тем грустно оттого, что я его мать...
Но ведь эта женщина, похоже, всегда была совсем рядом с Забывчивым, только он каким-то образом ее забывал... Вспомним, с чего начинается роман (стр. 31):