Попытки создать общину единомышленников, вдохновляемых идеями, близкими тем, что выражены в «Анне Вольтер», описаны Янном во фрагменте романа «Смерть это вечная жизнь» (1909, см. Приложение), в не опубликованных при жизни пьесах «Революция»[31] (1911), «Хаймо»[32] (1912), «Стена» (1915), а также в последней пьесе «Руины совести» (1959) и в романах «Перрудья» (1929) и «Эпилог» (незаконченная третья часть трилогии «Река без берегов»). Действие пьесы «Стена» отчасти развертывается в замке, который описан так: «Мы живем совершенно в стороне от других на покинутом острове. На нем высится замок. Там мы и живем. Замок называется Угрино, он имеет надежные стены, крепкие арки и стоит на море» (Frühe Schriften, S. 742).
Три стретты: «Сидерическая поэзия», «Алхимическая драма», пролог к «Перрудье»
Теоретические статьи, которые публиковал Янн, можно воспринимать как стретты, ибо они в сгущенном виде излагают его представления об искусстве.
То, о чем так пространно говорится во фрагменте «Угрино и Инграбания» (выполняющем задачу, сформулированную в «Прологе», - рассказать о человеке-творце), в «Глоссе о сидерической основе поэзии...» сводится к внятной формуле (стр. 295, 297):
Большие поэты пытаются вернуть речи магическое значение. Они сгущают смысл, создают для него связи с окружающим миром, с Универсумом, с прошлым и будущим. Помимо простого словесного сообщения появляется некое отображение в вечности. <...> Подобно тому, как статуи египетских богов вечны на своих тронах, так же вечны и символы человеческих мнений, которые, даже став словами, продолжают связывать живых с умершими.
Поэт, согласно Янну, ужасается существованию смерти и боли, кто бы - и за какие подлинные или мнимые провинности - ни страдал от нее («Первый же крик, донесшийся с пыточной скамьи, заставил завесу в храме раздраться надвое», стр. 299). Поэт «ищет смысл в миллионократной отверженности тех, кто подвластен временному потоку, и проявляет к ним сострадание». Такую «вне-партийность» мало кто из обычных людей готов поддержать, поэтому «лучшие поэты», как правило, «не привлекают к себе внимания» или даже «становятся мучениками» (стр. 300, 296).
Статья «Алхимия современной драмы» рассматривает ту же проблему искусства в контексте новейшей экономической и политической истории.
Но начинается она (стр. 305) с постулатов экспрессионизма (изложенных, например, в процитированной выше статье Шрейера):
Весна зеленеет и благоухает. Мы это чувствуем. Значит, мы еще живы. Еще являемся частью мироздания. Мы не хотим этого забывать.
Нет такой правды, которая не была бы многим обязана восторгу. <...>
Позволю себе маленькое отступление: сегодняшний прогресс - это не прогресс в сфере духа, не прогресс в смысле большей полноты чувственного восприятия цветущей жизни, а прогресс, достигнутый благодаря хитроумным машинам.
«Единственным подлинным достижением» человеческой расы Янн считает изобретение любви (стр. 307), а «единственным устойчивым ощущением человеческой общности» - «ощущение приятия сотворенного мира даже в его заблуждениях» (стр. 309). Отсюда вытекает очень впечатляющая критика коммунистической идеологии: по Янну, роковая ошибка коммунизма заключается в том, что для приверженцев этой идеологии «приватные чувства человека [а следовательно, и любовь. - Т.Б.] не важны»: «Это утверждение, превращенное в догму, вообще не совместимо с законами жизни».
Поэт, полагает Янн, и сегодня остается «вестником неведомого Бога» (стр. 309-310):