Я вытащил из кармана блокнот, который носил с собой; но там значилось только: «У. и И. II, полночь». И ниже - две странички о какой-то черной женщине, мне не знакомой; она, видимо, уже умерла, ибо я разобрал слово «гробница».
Наверняка это и была моя мать! Но ее имя не упоминалось.
Запертая дверь все заметнее приводила мою душу в состояние одичания. Во мне что-то кричало:
«Мама наверняка погребена под полом этого помещения. На каменных плитах ты найдешь ее имя».
Все мои разумные представления улетучились, тысячи рук тянули меня к этой двери. Иногда мне казалось, что в своем духе я уже читаю имя матери: «Солом...», потом оно опять куда-то проваливалось, и теперь во мне звучало: «Черный цвет... черный». Я был склонен понимать это так, что она лежит в саркофаге черного мрамора; но строгий внутренний голос отверг это толкование.
Я тогда крикнул:
- Деревянный гроб был черным... Или надгробное покрывало...
Но внутренний голос и этого толкования не принял. Я крикнул:
- Такого цвета была ее кожа.
- Черная, черная, - прозвучало снова.
- Боже, Боже, - ахнул я, - она стала черной, когда истлела.
Однако я свою мать никогда не видел, даже не знаю ее имени. Кто же тогда я?!
Внезапно я почувствовал каждым волоконцем, всей массой мозга: я не могу быть человеком, наверняка я Антихрист, и там внутри это должно быть написано, прямо за этой дверью: «Ты не человек, ибо не способен любить!» Богом я тоже быть не могу, Бог - любит.
Дверь продолжала дергать на себя волокна моего сердца. Теперь я уже не мог уклониться. Вот-вот наступит момент, когда я ей покорюсь...
Одновременно я чувствовал притяжение, исходящее от земли. Ему я поддался раньше: позволил себе упасть и лежал теперь на холодных камнях. Я думал, земля разверзнется и поглотит меня. С несказанной жестокостью мучила меня мысль, что подо мной стоят саркофаги, в которые я и провалюсь... Провалюсь в разлагающийся труп...
Затем я уверил себя, что родился от трупа. Мать разложилась прежде чем родила. Я, кажется, припомнил зловоние, исходившее от нее. Она не смогла завершить это дело вовремя и таким жутким способом наверстала упущенное. Когда я хотел молока, я впивался в обнаженные ребра.
Или я чувствовал холодную руку Косаря, схватившую мою мать, когда я порвал ее чрево?!
Тут дверь опять меня дернула, и мне пришлось ползти к ней на четвереньках.
Сердце судорожно сжалось, когда я дотянулся до ручки. - Дверь была заперта.---
С дьявольским бешенством, ухмылявшимся из меня, принялся я трясти дверь. Эхо моего бешенства отскакивало от сводов. Потом замок поддался. Дверь распахнулась в квадратное помещение, свод которого в середине поддерживался колонной с восемью гранями.
Пол был вымощен старинными глазурованными кирпичиками, образующими волнистый узор. Вдоль стен - занавешенные книжные полки. Я, очевидно, попал в библиотеку.
Я несказанно устал. И рухнул в единственное кресло, стоявшее в комнате. Все мои чувства выгорели.
Не успел я перевести дух, как взгляд мой упал на картину, прикрепленную к противоположной, свободной от полок стене. Картина изображала распятие. Иисус висел на кресте, а одному разбойнику... - я не поверил своим глазам, я вскочил, чтобы подойти к картине поближе. И тут исполнилась мистерия муки: одному из разбойников солдат клещами выдирал кишки, в то время как другой солдат его оскоплял. - И этот несчастный жил! - Над его головой было написано черными буквами: «Иуда».
- Боже, Боже, - крикнул я, - неужели ты сумасшедший?!
- Нет, - ответил Он. - Я Иуда, и я не могу умереть.
Тут я закрыл лицо руками и горько заплакал. Я знал теперь, что Бог вечно висит на кресте, и никакие наши страдания ему не помогут, потому что никто так и не узнал Его и не снял с креста.
На меня Он, кажется, смотрел благосклонно, потому что я-то Его узнал - но ведь я скоро опять все забуду.
Все же я успокоился.
Выпрямившись, я поцеловал нарисованные кишки и всю эту кровь.
Потом взял, не глядя, с полки одну из старинных книг - пергаментных, переплетенных в кожу, - и сел, чтобы почитать.
Буквы в книге были рисованными; но все слова написаны по-латыни, так что я мог лишь любоваться инициалами.
За таким чтением я заснул и никаких снов не видел.
Но, кажется, рядом со мной, пока я спал, постоянно горела свеча.
Когда я проснулся, было темно, через окно падала лишь узкая полоска лунного света.
Я очень испугался, вспомнив, что в полночь мой корабль отплывает. Я вскочил на ноги, выбежал из сакристии, но в самой церкви заблудился - никак не мог найти выход. А когда спустя долгое время на ощупь добрался до двери, она оказалась заперта. Я был заперт.