По этому-то мрамору, громко цокая набойками на каблуках, и вышагивал туда-сюда, заложив руки за спину, Виктор Тюудор.
Как только двери открылись, он бросил на нас короткий взгляд, резко свернул в сторону и подошел к нам. Присел перед Ванессой, внимательно посмотрел на нее поверх очков, и взял ее за плечи:
— Ты в порядке?
— Да, все хорошо, — вяло ответила Ванесса. — Только я там… помагичила немного.
— Это ладно. — Виктор кивнул. — Марк?
— Все нормально. — Я пожал плечами. — Жив, цел, орел.
В глазах Виктора промелькнуло непонимание, но он уже потерял интерес ко мне и даже к Ванессе. Удостоверившись, что с нами все хорошо и помощь не требуется, он выпрямился и велел:
— Рассказывайте.
— Что, прямо тут? — слабо возмутилась Ванесса. — Давай хотя бы присядем! Я с ног валюсь!
— Ладно, — согласился Виктор. — Тогда идем в сад.
Следя за Виктором, мы прошли огромный холл, в дальнем конце которого нашлись еще одни двери — на сей раз прозрачные, — ведущие в небольшой садик на заднем дворе. Тут стоял столик и несколько стульев, на которых мы и расположились. Спустя минуту не пойми откуда появилась миловидная девушка, что принесла запотевший кувшин с торчащей из него длинной ложкой и три стакана. В кувшине постукивали кубики льда, а под запотевшей матовостью угадывались плавающие внутри листочки мяты.
Девушка поставила кувшин и стаканы на стол и исчезла так же внезапно, как и появилась. Виктор налил во все стаканы, взял один и снова велел:
— Вот теперь рассказывайте.
И, так как Ванесса клевала носом все больше и больше, рассказывать взялся я. Это даже к лучшему было, поскольку единственным реальным свидетелем (а заодно и участником) событий был я, а значит мог рассказывать все, что угодно.
Конечно же, эта версия событий ничем не отличалась от той, что я рассказал Ванессе. Мне же не нужно было, чтобы они, обсуждая эту ситуацию (а они будут, это как пить дать), поняли, что в историях что-то не сходится и начали задавать новые вопросы.
Впрочем, когда я закончил, вопросы Виктор все равно задал. Причем вопросы крайне неприятные:
— Хорошо, Марк, я понял. С магией и этими… как вы сказали? Блямбами? Это очень интересно, обязательно проверим это. А что насчет того, как все эти троттлисты были убиты?
— В каком смысле? — Я изобразил дурачка.
— Они все были будто заколоты. Холодным оружием или чем-то вроде того. — Виктор коротким жестом изобразил, словно он втыкает что-то во что-то (или кого-то). — Это же ваших рук дело?
— Не совсем рук. — Я покачал головой. — Но да, конечно, это сделал я. Просто когда я увидел убитого водителя автобуса… Как они волокли его… А за ним оставался темный шлейф из крови… Знаете, когда сухая земляная пыль пропитывается кровью, она становится такой… Жирной… Черной… Вязкой…
Я расфокусировал зрение и специально делал большие паузы между словами, чтобы создать у Виктора ощущение, будто впадаю в легкое состояние аффекта — жалкую тень того состояния, которое я якобы испытал тогда, во время боя.
— Понимаю, — снова кивнул Виктор. — И вы?..
— Я ударил самого ближайшего в спину, в ту самую блямбу… Какое глупое слово. На печать оно было похоже, вот! Я ударил в эту печать, и доспех внезапно осыпался! А на поясе у него висел нож, ну я его и схватил… А потом этим же ножом — всех остальных…
Я смолк и опустил голову, будто заново переживая все те события, а на самом деле — разрывая зрительный контакт с Виктором.
— А куда делся нож потом?
— Не помню. Наверное, выронил, когда Ванесса… того… Скорее всего, он тоже попал в ту черную сферу, вместе с троттлистом.
— Да, это возможно, — согласился Виктор. — Просто удивительно, что вам удалось справиться с пятерыми троттлистами практически в одиночку. Если бы мне кто-то другой рассказал эту историю, то я бы решил, что меня обманывают. Помнится, вы уже встречались с троттлистами и тогда вы не могли с ними ничего сделать.
— Так я их тогда со спины не видел. — Я пожал плечами. — И печати эти не видел тоже. Вот и не мог ничего.
— Что ж, логично, — снова согласился Виктор. — Я просто поражаюсь вашим возможностям, на самом-то деле. Телепортация, печати, все прочее… С тех пор, как я с вами познакомился, у меня все чаще возникает ощущение, что я — самый везучий человек на планете. Вы и Ванесса — самые удивительные, а я — самый везучий, поскольку оба самых удивительных человека на планете имеют самое прямое ко мне отношение.