- Мне трудно поверить… - проговорил Джереми Торп, и очень непривычной казалась нотка неуверенности в устах этого рослого и крепкого молодого человека.
Вице-адмирал Корд укоризненно покосился на него:
– И все же это правда. Джеральд и сам уже многое понял, если он так умен, как говорят его оценки. Мы никому не сообщаем об истинном положении вещей - как ты, Джереми, сам только что заметил, в это трудно поверить. У нас, у людей, окостенелая традиция - мы верим, что совладаем с любыми трудностями, не мытьем, так катаньем, было бы время. Но на сей раз времени у нас нет.
– Ну хорошо, - отрывисто произнес Джеральд. - Вы запасаетесь гениями. Ладно. При чем тут я?
- Когда погиб Джим, я понял, что у меня остался только ты. - Суровый голос старика чуточку смягчился. - И я сказал себе, что не отправлю тебя в мясорубку. Пришлось искать способ. Но ты мне и сам помог - тем, что окончил школу в числе лучших.
В сущности, в твоем роду по отцовской линии дураков не бывало, и твоя мать была женщиной умнейшей, упокой Господь ее душу. Потом я подкинул кому следовало идею беречь лучшие мозги и позаботился о том, чтобы она претворилась в жизнь. Да, я жал на все рычаги, дергал за каждую чертову ниточку, а сколько их было - не сосчитать. Джеральд, пускай тебе досталось мало отеческой любви, пускай мы с тобой виделись реже, чем могли бы, но своей цели я добился. Я не отдам тебя проклятой военной машине! - Последние слова старик прорычал. Успокоившись, вице-адмирал произнес:
– Года два назад я понял, что затея с научным центром удалась, и внес твое имя в список потенциальных кандидатов - с условием, что ты хорошо окончишь школу. Да, это был риск. Но ты меня не подвел, и я тобой горжусь.
– Эй, минуточку! - Джеральд сорвался с кресла, дала себя знать природная пылкость. -А тебя не смущает, что моего мнения никто не спрашивал?
– Ты мой сын. Как я скажу, так и сделаешь.
– У тебя кое-что не стыкуется. Если на мне мундир, я тебе подчиняюсь. Если нет мундира - не подчиняюсь. И пошли они к черту, твои планы!
Старик тоже вскочил, расправил плечи, выпятил подбородок и впился в сына сверлящим взором.
– Ты сделаешь, как я сказал! - рявкнул он. - Ты будешь выполнять приказы, сопляк! Все уже устроено. Вот! - Он запустил пятерню в карман кителя, вынул бювар и шлепнул им об стол. - Все документы. Билет на «челнок» до Венеры. Все пропуска. Завтра будешь на борту. Слышишь меня? Попробуешь увильнуть - растопчу. А если выкинешь какой-нибудь безумный фортель, например, запишешься на флот… - Его губы растянулись в коварную улыбку. - Но ты этого не сделаешь. Ты ведь мальчик сообразительный, даром что мой сын.
– Но почему ты…
Джеральд никогда не питал особой привязанности к отцу, слишком уж редко его видел. И все-таки уважение к нему было. А теперь его смахнула волна ярости, такой жгучей и такой тщетной, что он лишился дара речи.
– Остынь и как следует подумай, - посоветовал старик. - В твои годы я и сам мечтал о воинской славе. Но где она, эта слава, сейчас? Война - азартная игра, глупо ей предаваться, когда у тебя на руках ни одного козыря и за проигрыш надо платить жизнью. Мы не сражаемся с вегианами, мы от них отмахиваемся, но по большей части мажем. - Суровые глаза приобрели задумчивое выражение, будто Корд смотрел вдаль. - Они выскакивают ниоткуда. Умеют останавливаться без торможения, умеют развивать скорости, которые нас попросту раздавили бы всмятку. Они дырявят нас осколочными бомбами, жгут тепловыми лучами, рубят на куски, а потом хлоп - и исчезают.
– И мы ничего не можем сделать? - Это снова говорил Джереми. И голос его был резок.
– Ничего. Пока. Теперь все зависит от башковитых ребят вроде Джеральда и от лучших научных ресурсов, какие нам только удастся собрать. Надо вытащить из шляпы что-нибудь такое, что вегианам и не снилось.
– Неужели ты не спросил себя, - с горечью произнес Джеральд, - что обо всем этом подумают люди? Ведь я теперь - по твоей воле - трус, меченый. Ты хоть понимаешь, каково мне будет жить с этим клеймом?
– Да какое нам дело, кто там что подумает? Завтра ты окажешься на борту корабля. Вот и все. Времени у меня лишнего нет, так что до свидания. Вряд ли в ближайший год-другой я сумею тебя навестить, однако связь поддерживать будем. Венерианская администрация обещала держать меня в курсе твоих дел. И надеюсь, ты не ударишь лицом в грязь.
Он демонстративно надел фуражку и твердым шагом вышел из тихого кабинета. По коридору простучали каблуки вице-адмирала, а позади него осталось смятение. Джереми подошел к столу, раскрыл бювар, порылся в бумагах. На его лице бушевал сонм чувств, среди них явно брала верх растерянность.
– Так это правда? Наше дело швах?
– Что? А, да, в основном правда, - пробормотал Джеральд. - Ты бы и сам давно это понял, если бы, как и я, все каникулы проводил в гарнизонах, если бы и тебя выгоняли из гостиничного номера, когда высшим чинам охота потолковать по душам. Да, случалось ненароком кое-что подслушать. Не везет нам на этой войне, тут мой старик прав. Точные цифры назвать не могу, но лупят нас и в хвост, и в гриву.
– Ты это знаешь и все-таки хочешь служить?
– С тех пор как я подрос достаточно, чтобы хоть чуть-чуть думать собственной головой, будущее для меня было предопределено. Энди, Джим, отец… Все служили, значит, теперь моя очередь. Можешь это называть семейной традицией. И вот надо же - раскомандовался, старый пень! Да кто он такой, чтобы решать мою судьбу за меня?
Джеральд, кипя праведным, но бессильным гневом, зыркнул на дверь - убедился, что отец далеко, - и повернулся к Джереми. Чуточку успокоившись, он кое-что заметил. Кое-что интересное. Юноши были похожи друг на друга - рослые, атлетически сложенные, светловолосые и очень даже недурны лицом. Люди несведущие часто принимали их за братьев. Конечно, если приглядываться, можно заметить незначительную разницу в осанке, в очертаниях подбородков или глаз. Сильно несхожи только характеры: Джеральд - горяч, сметлив и решителен, Джереми - нетороплив, склонен к выжиданию. У него лицо интеллектуального интраверта, такие люди не принимают решений, не обдумав как следует все обстоятельства. И хотя обычно у друга на лице спокойно-задумчивое выражение, сейчас его явно обуревают чувства. От Джеральда не укрылось, как он вцепился в драгоценный бювар, как дрожат пальцы…
– Эй! В чем дело? Старина, не надо так расстраиваться из-за моих семейных ссор!
– Но ведь это нечестно! - Джереми резко повернулся к нему, в лице - ни кровинки. - Ты получаешь этот… - он тряхнул бюваром, - билет в спасение только потому, что у тебя отец - вице-адмирал со связями. А ради меня кто нажмет на рычаги? Семья едва концы с концами сводила, лишь бы я доучился. А завтра меня сметет проклятая военная машина и не спросит, хочу я того или нет. Не хочу! А тебя не тронут, хотя ты так мечтал попасть на флот!
– Что поделать, такова жизнь.
– И это все, что ты можешь сказать? Такова жизнь? Да она издевается над нами! Ты - военная косточка. Тебе война как раз по вкусу. Но нет, тебя к ней и близко не подпустят!
Джереми был близок к истерике, и Джеральда это покоробило. Он еще ни разу не видел друга в таком состоянии. И тут его осенило, что Джереми боится, причем уже давно, но держит это в себе. Чувство обиды обострялось от того, что вину за свое невезение Джереми возлагал на Джеральда. С языка готовы были сорваться обидные слова, но в мозгу родилась мятежная и совершенно фантастическая идея. Джеральд молча смотрел, как Джереми сжимает драгоценный комплект документов, и не мешал идее оформляться, созревать и разрушать все препятствия на пути к бесповоротному решению. А почему бы и нет? Вопрос этот прозвучал в голове так громко, что юноша не удивился бы, если б его услышал друг.