Майк нахмурился, узнав о слепоте Карутеро, известие же о беде, постигшей Крэйга, заставило его надолго умолкнуть.
Но потом природная жизнерадостность восторжествовала.
— Это только вопрос времени, — сказал он.
— Не будь оптимистичен, — мрачно сказал Хэммонд, который почти все время угрюмо молчал. — Но одно несомненно. Билл, нам необходимо побеседовать с Мандино.
— Это верно, но вот стоит ли нам брать с собой Памелу…
— Нет. Надо сначала прощупать его как следует.
Дорога к Тинхайм-плейс в Чизвик отняла у них не много времени. Это было уединенное местечко на берегу реки, где рядом стояло всего три дома.
Лофтус выбрался из машины, пока Майк звонил у парадной двери. Немного подальше остановилась другая машина, в которой были Пип Эванс и другие агенты. Лофтус не хотел рисковать понапрасну.
Дверь открыла горничная.
— Доброе утро, — сказал Майк. — Мистер Мандино дома?
— Я узнаю, сэр. Как ваше имя?
— Эррол, но…
Он не договорил, так как дверь в переднюю отворилась, и на пороге показался высокий мужчина. Майка поразили его совершенно седые волосы и очень бледное лицо — они резко контрастировали с совершенно черным одеянием. Брови, резко очерченные, тоже были белы, как волосы, он был чисто выбрит. Он внимательно посмотрел на входную дверь и произнес странные слова:
— Где они, Полли?
— Здесь, сэр, — сказала Полли, увидев, как в холл вошли Лофтус и Хэммонд. — Какой-то мистер Эррол и два его друга.
Она говорила спокойно, не глядя на него.
— Вы не знаете меня, сэр, — живо сказал Майк, делая шаг вперед.
Он испытывал смешанное чувство недоверия и жалости. Было очевидно, что Мандино слеп. Его красивые глаза смотрели на вошедших пустым взглядом. У него были приятные черты лица и поразительное сходство с дочерью. Спокойный низкий голос звучал приветливо.
— Я очень занят, — сказал он, — но если могу быть вам хоть чем-то полезен, то прошу вас.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Майк. — Это мистер Лофтус, мой приятель, который очень хочет поговорить с вами.
Они прошли вслед за Полли по широкой лестнице на второй этаж и очутились в длинной узкой комнате, окна которой выходили на реку. Никто не решался первым нарушить молчание, но все чувствовали себя неудобно из-за слепоты Мандино. Лофтус ожидал увидеть человека такой же зловещей внешности, как Бренн или Ундерспун, но отнюдь не такого мягкого обходительного джентльмена. Теперь он ломал себе голову, почему же Бренн спрашивал у Майка, не работает ли он на Мандино, скорее всего этот вопрос был задан, только чтобы запутать Майка.
— Мистер Мандино, — сказал наконец Лофтус, — ваше имя назвал нам человек по имени Бренн.
— Бренн? — эхом откликнулся Мандино. Выражение его лица не изменилось, но в голосе послышались совсем другие интонации.
— В какой же связи он посоветовал вам навестить меня, джентльмены?
— Он предположил, что один из нас работает на вас, — сказал Лофтус, — и при весьма любопытных обстоятельствах, мистер Мандино. Кстати, я работаю в полиции.
— В самом деле? — сухо спросил Мандино. — И Бренн сообщил мое имя полиции, не так ли? Он все еще работает с Ундерспуном?
— Да.
— Я должен сразу предупредить вас, джентльмены, что не испытываю никакой симпатии ни к Бренну, ни к Ундерспуну. В сущности, моя беда, свидетелем которой вы являетесь… ею я обязан им… Но мои неприятности, бесспорно, не должны вас интересовать. Чем могу быть вам полезен?
— Что вы можете сказать о них? — медленно спросил Лофтус.
— Могу сказать, что оба они негодяи, но это наверняка вы и сами знаете. Могу еще добавить, что Бренн — замечательный организатор, человек с очень быстрым умом, со склонностью к власти. Что касается Ундерспуна, то могу сообщить вам, что он под именем Реккет был когда-то замечательным врачом, который специализировался по глазным болезням, потом был дисквалифицирован за непрофессиональное поведение. Я был бы счастлив видеть, что они попали в руки правосудия, хотя обвинить их в каких-то преступлениях было бы непросто.
— И все же, мистер Мандино, вы с нами не вполне откровенны.
— Я вас не понимаю, — сухо сказал Мандино.
— Я имею в виду, что вы не упомянули о вашей дочери, — сказал Лофтус.
Мандино поднялся и обошел вокруг стола, двигаясь легко и привычно.
— Что вам известно о моей дочери? — взволнованно воскликнул он.
— Нам известно, что ее захватили Бренн и Ундерспун.
— Бренн не мог вам этого сказать.
— Мы это установили без его помощи.
— Где она? — глухо спросил Мандино, протянув вперед себя руки. Глаза его сверкали. — Если вы сумеете вызволить ее, тогда я смогу помочь вам больше, но пока она у них, я ничего не могу, мои руки связаны!
— Мы должны знать больше о Бренне, прежде чем начнем действовать.
— Я вас не понимаю! Если вы знаете, где моя дочь — ваш долг освободить ее!
— Иногда приходится думать о более важных вещах, чем чья-то отдельная судьба, — сказал Лофтус, и Майк восхитился тактикой Лофтуса: ведь если бы старику сразу сказать, что дочь его уже спасена, он мог бы потом отказаться сообщить то, что знает. — Мистер Мандино, мы сделаем все, что в наших силах, но прежде чем мы выйдем на дом, где ее содержат, мы должны удостовериться, что не идем на более крупный риск. Слишком многое сейчас поставлено на карту!
— Чего же вы от меня хотите? — сказал наконец Мандино. — Никогда бы не поверил, что представители закона могут действовать такими методами, более достойными самого Бренна.
— За последние несколько месяцев целый ряд известных личностей нашей страны потеряли зрение, — спокойно сказал Лофтус. — Другим угрожает то же самое. При этом судьба вашей дочери представляется не столь уж важной и трагической. Мы, разумеется, сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь Памеле, если осмелимся на это.
— Если осмелитесь? — удивленно сказал Мандино. — Значит, власть Бренна простирается уже настолько далеко? Я начинаю понимать. Он всегда говорил, что будет совершать чудеса, и, можно сказать, что он это уже сделал. Понимаете, я его не видел довольно давно — более двух лет — и сейчас совершенно не знаком с его планами и намерениями. Скажу вам только то, что сам знаю. Бренн по натуре диктатор. Когда он только начал свою деятельность, он жаждал денег и власти. Мне кажется, он все еще жаждет ее. Несколько лет назад он купил акции разных индустриальных концернов. В сущности, мы трое — Бренн, Ундерспун и я были компаньонами, и у меня до сих пор имеются эти акции. Но в его руках контрольный пакет акций некоторых предприятий в основных отраслях промышленности: сталь, кораблестроение, пластики и сплавы, — и акций у него огромное количество. Вы даже представить себе не можете, насколько велико его влияние в промышленных сферах, хотя он всегда остается в тени.
— Понятно, — сказал Лофтус удовлетворенно.
— Практически, это все, что мне известно. Когда-то у меня был список всех предприятий, в которые он пролез, но он отобрал его у меня, как только я ослеп. Правда, кое-что я запомнил: этот список у меня в столе. Вы хотели бы получить его?
— Разумеется.
Мандино прошел к своему столу, достал из ящика папку и открыл ее, потом извлек оттуда листок, отпечатанный на машинке.
— Вот он, мистер Лофтус.
— Благодарю вас.
С трудом скрывая напряжение, он прочел список: здесь было более двадцати наименований, компании эти относились к самым различным областям промышленности.
— Я вовсе не преувеличивал, — спокойно продолжал Мандино, — когда сказал, что Бренн незаурядный человек. Учтите, его очень опасно недооценивать. Он стремится подчинить себе всю страну, таково мое убеждение.
— Я не собираюсь… — начал было Лофтус и умолк на полуслове.
С улицы раздалось три коротких автомобильных гудка — это Пип Эванс по уговору сигналил о том, чтобы они были настороже. Окно выходило не на улицу, поэтому Лофтус резко повернулся к двери.