— Не накручивайте, Савелий Игнатович. Уж я-то знаю, как ищут. Первым делом начнут тормошить конкурентов и старых врагов. Потом начнут копать в правительственных спецслужбах. До агентства Гаврилова очередь не дойдет. Посчитают, что не тот у него калибр, чтобы свалить такого слона, как Гога Осташвили.
— Ха! Не обманывайте себя, Кирилл Алексеевич.. — Кротов сунул руки в карманы и стал раскачиваться с пятки на носок. — Гаврилов же не на острове живет. Он занимается информационным бизнесом и специальными услугами. Раз положено делиться прибылью, то сам бог велел делиться информацией. А на рынке информации есть три кита: мафия, МВД и КГБ, как бы его сейчас ни называли. Следовательно, информация из фирмы Гаврилова уходит по этим трем основным каналам. Иначе ему бы давно перекрыли кислород, независимых в бизнесе нет, потому что они никому не нужны. Второе: за услуги дураки берут деньги, умные ожидают ответной услуги. Гаврилов не дурак, хотя пытается им казаться. Следовательно, дебет-кредит услуг у него существует. Вывод прост, мой дорогой партнер, — Кротов с намеком посмотрел на Журавлева. — Ставьте каждый день свечки, чтобы нам дали закончить первый этап и хотя бы обложить Гогу. О большем я и не мечтаю. Грех мечтать, если тебя могут сдать в любую секунду.
— Ну вы и накрутили! — «Вот же гад! Всех повязал. У Подседерцева сейчас уши вспухли, пишет же, жучара, наверняка пишет. Ох, Кротов, попьешь ты у меня крови, сердцем чувствую».
— М-да? Вы забыли, что я — человек со справкой. Так сказать, официальный шизофреник. По-русски — блаженный. Стало быть, моими устами глаголет истина.
Дверь открылась, и вошел Гаврилов.
— О чем спор, подельники? — Он быстро обшарил цепким взглядом лица Журавлева и Кротова. — А я вам пополнение привел. Знакомьтесь. Зовут его Максим. Специалист широкого профиля. — Он посторонился, пропуская в кабинет Максимова.
Искусство ближнего боя
Максимов сел в кресло, чуть развернув его так, чтобы все трое были в поле зрения. Солнечный луч на темном паркете разделил комнату на две половины. На одной сидел он, на другой — те, кто скоро станут его врагами, а пока они, как и он — звери, попавшие в одну яму.
Максимов чуть потянул носом. Запах шел от дивана, на котором около толстяка с одутловатым лицом сидел сухощавый мужчина. Запах был тонкий, чуть нервный. Максимов не знал, как называется этот одеколон, но запах постарался запомнить. Если нужно, он подскажет, что сухощавый где-то рядом. А от толстяка пахло «Примой». И еще характерным запахом болезни. Чем-то тяжелым, как в непроветренной комнате.
— Итак, давайте знакомиться. — Гаврилов вышел из угла и встал в полосу света. — Кирилл Алексеевич Журавлев. — Он указал на толстяка. — Руководит службой безопасности одной фирмы, сотрудником которой вы, Максим, с этого момента являетесь. Говоря военным языком, он ваш непосредственный начальник. Пояснять, надеюсь, не надо?
— Не надо. — Максимов согласно кивнул, понимая, что ему отведена немудреная роль тупого, но исполнительного. Ломать чужой сценарий было рано, и он изобразил на лице соответствующее выражение.
— Савелий Игнатович Кротов — финансовый советник. Мой и Кирилла Алексеевича. Меня представлять не надо, я уже вам наверняка надоел. — Гаврилов хихикнул, но его никто не поддержал. Все внимательно приглядывались к Максимову. — Вопросы есть?
— У меня — нет, — сказал Максимов.
— Разве вас не интересует, чем мы с Кротовым будем заниматься? — Журавлев поиграл тяжелым портсигаром. Лучик света разбился о его гладкую поверхность, и солнечный зайчик больно кольнул Максимова в глаз.
Он зажмурился и, воспользовавшись паузой, попытался настроиться на Журавлева. Перед внутренним взором отчетливо, как на цветном снимке, всплыл образ этого человека. Максимову показалось, что от живота Журавлева идет бордовое свечение. Он сосредоточился, источник нездорового свечения был в верхней трети брюшины. «Болен. Смертельно болен», — понял Максимов. Через мгновение в мозгу само собой всплыло жестокое, как приговор — рак.
— Господин Гаврилов уже ввел меня в курс дела. Я должен всегда быть рядом и выполнить любой приказ. Мне этого достаточно. — Он говорил медленно, тщательно контролируя интонацию, чтобы ненароком не выдать знание, смертельное знание о Журавлеве. — Чем вы конкретно занимаетесь, интересует меня только с точки зрения вашей безопасности. Чем опаснее дело, тем больше у меня головной боли.
— Неплохой ответ, — кивнул Журавлев. — Вне зависимости от того, что сказал вам Гаврилов, я хочу, чтобы вы знали — дело у нас весьма опасное. Предстоит получить старый долг от весьма могущественного человека. Это не банальное вышибание долга. Работать будем нестандартно. Все, что вы увидите и услышите, является коммерческой тайной.
— Со всеми истекающими и, кх-м, подтекающими, — встрял Гаврилов. — Видишь ли, Максим, в силу некоторых соображений мы решили отказаться от развернутой охраны. Ну, знаешь, такие качки в черных очках… Возможно, охраной дело не ограничится. Не исключено, придется пару раз выполнить некоторые щекотливые поручения. Нам нужен, так сказать, и кузнец, и жнец, и на дуде игрец. Сложно, но именно поэтому я тебе положил тройной оклад.
«Уже начали меня делить! — улыбнулся про себя Максимов. — Все знают, что первый, кто тебя пристрелит по приказу хозяина — твой телохранитель. Журавлев из бывших конторских, сразу видно. Соответственно, понимает, что Гаврилов в лучших кагэбэшных традициях обязал меня стучать на непосредственного руководителя. Итак, я стучу на Журавлева, а кто-то, скорее всего Стас, будет стучать на меня. Короче, тут не соскучишься!»
— К секретам мне не привыкать. — Максимов посмотрел на Журавлева и по его реакции понял, что с данными на охрану тот уже ознакомлен. — Силовой игры никогда не боялся, но лучше до нее не доводить. — Это уже адресовалось Гаврилову.
— Вы из кадровых военных, так я понял, — подал голос молчавший до этого Кротов.
— Да, — кивнул Максимов. «Странно, что этого оставили в неведении. Запомним».
Чтобы лучше понять человека, не вдаваясь в дебри современной психологии, Максимов использовал способ, известный еще на заре человечества, — тотем. Тотем — образ зверя, черты которого несет в себе человек. Индейцы называли самого мудрого Великим змеем, а уверенного в своих силах — Большим медведем. Принцип был прост, главным было — подметить в человеке характерную черту, роднившую его с миром природы, и человек становился понятным, а его поступки легко предсказуемыми, потому что не может быть в человеке больше, чем заложила природа.
Журавлев напомнил ему медведя-сидуна, не успевшего залечь в берлогу и коротающего зиму в полусне, полубреде. Больной, измотанный неустроенностью и неприкаянностью и поэтому смертельно опасный зверь. Кротова Максимов представил черным лисом и поразился, насколько точен образ. Кротов был весь пружинистый, нервный от непрекращающегося гона. В этой по-звериному острой жажде вырваться из кольца, как почувствовал Максимов, уже не было желания спасти свою дорогую, роскошно-черную, чуть побитую сединой шкуру. Старый лис уходил от погони, потому что для него это была единственная форма победы.
Максимов еще раз посмотрел на сидящих напротив него и пришел к выводу, что лис ему нравится больше.
— Простите за любопытство, но я всегда был несколько далек от касты военных. Мне всегда казалось, что они работают, вернее, служат за идею. — Кротов слегка прищурился, пытаясь рассмотреть Максимова, от чего еще больше стал похож на старого лиса, принюхивающегося к новому запаху в рядах загонщиков. — Какая идея привела вас к нам, если не секрет?
— Вы отстали от жизни, Савелий Игнатович. — Максимов улыбнулся. — За идею сейчас служат те, у кого нет возможности уволиться. Я уже давно воюю исключительно за деньги.