— Да, он так хотел, — кивнул Воронцов, — никогда таких похорон не видел. Чтобы в деревню столько мундиров, столько орденов. Но Александр Дмитриевич, конечно, был того достоин. Ему — ему! — Мойка обязана гранитом, при нем Казанский собор был освящен. Его Александр послал к Наполеону. Я помню, он рассказывал, это тогда Бонапарт его спросил кратчайшую дорогу до Москвы.
— И что ответил Балашов? — поинтересовался Дмитрий, который прекрасно знал эту историю, но любил слушать ее в дядином исполнении.
— «Есть много дорог, государь, — сказал он. — Одна из них ведет через Полтаву», — процитировал Владимир Дмитриевич. — А как он настоял на избрании Кутузова главнокомандующим! А как сражался на Бородинском поле!
— А не он ли был одним из судей, приговоривших участников восстания к острогу? — резко спросил Дмитрий.
— Он был одним из судей, благодаря которым они получили самый мягкий приговор, — твердо ответил Воронцов. — Он был мой друг, и я скорблю о его смерти. Все меньше и меньше остается нас, чьи портреты населяют галерею двенадцатого года[23]. С каждым годом уходит в бездну «могучее, лихое племя». Уж двадцать пять лет прошло, мы состарились с годами. Настанет миг, и все мы канем в Лету.
— Ну что вы, дядя, — отозвался Дмитрий, — вам еще жить много-много лет!
— Тут днями ко мне написал мой старый друг Денис Васильевич — ты его, конечно, помнишь — он в детстве был твоим кумиром.
— Конечно же! — воскликнул Дмитрий. — Настоящий гусар! Я всегда хотел быть на него похожим. И что он?
— Он прислал мне свое стихотворение, написанное двадцать лет назад:
— Это одно из моих любимых его стихотворений, — заметил Дмитрий.
Владимир Дмитриевич продолжал:
— Вы слишком строги к нашему поколению.
— Но ведь и правда, — грустно произнес Владимир Дмитриевич, — вы поколение беззаботное, шальное, иное дело — наш безумный век, где долгом и отвагой человек спасал от гибели Отечество родное.
— О, дядя, да и вы поэт! — воскликнул Дмитрий.
— И правда, на старости лет стихами заговорил, — засмеялся Воронцов. — Какие планы на сегодня у тебя?
— Я думал быть с визитом к Ланевским, — лукаво улыбнулся Дмитрий.
— Повеса! — ласково сказал граф. — Неужто снова загорелся страстью к Софье?
— Я, право, не спешил бы говорить, — оправдывался Дмитрий, — а впрочем, к чему скрывать от вас? О да! Она обворожительна, не правда ль?
— Ты прав, дружок, Sophie est véitable angeè[25], — сказал Владимир Дмитриевич, — но берегись: пока ты был в отъезде, к ней стал бывать Константин Болдинский. Как я заметить мог, его намерения серьезны.
— Не более серьезны, чем мои.
— Ах вот как? Так ты решил жениться?
— Я подумал… — Дмитрий замялся.
— Не рановато ли — без малого в двадцать один год?
— Поймите, дядя: я, кажется, влюблен!
— Влюбленность — вещь благая, но запомни: последствия плохие могут быть, — назидательно произнес Владимир Дмитриевич. — Ведь если ты не женишься на Софье…
— Женюсь на ней, коль это будет должно! — воскликнул Дмитрий. — А Костя — он мой друг, он все поймет.
— Друзья — прекрасно, но это — дело чести. А честь не знает ни дружбы, ни любви, — сказал граф. — Ступай, дружок. Мой привет Ланевским. Нет, подожди. Вот сто рублей — чтоб в следующий раз не встал из-за стола ты должником.
Дмитрий поблагодарил дядю, заглянул в кабинет, где написал письмо Роману Балашову, после чего отправился к Ланевским.
Глава 7
Друзья за чашею, соперники в любви
Отныне вас врагом своим считаю,
Свою перчатку вам в лицо бросаю.
И в ужасе передо мною трепещите,
Коль жизнью хоть немного дорожите.
Ланевские жили на Мойке, в двух шагах от дома Воронцова, и Дмитрий решил предпринять короткую прогулку.
В дверях его встретил дворецкий Порфирий и проводил в гостиную. Там были княгиня Анна Юрьевна, Мария, Софья и — Константин Болдинский. Они о чем-то оживленно беседовали.
— Граф Дмитрий Григорьевич Воронцов! — объявил Порфирий, после чего Дмитрий сразу вошел.
Дамы учтиво его приветствовали, Болдинский сдержанно поклонился. До того как граф вошел, он о чем-то увлеченно рассказывал хозяевам, но теперь потерял мысль, сбился и сидел молча. Дмитрий выразил свое восхищение давешним балом и заметил, что его виновница была необычайно хороша.
23
В Военной галерее 1812 года нет портрета Владимира Дмитриевича Воронцова, однако там есть портрет Михаила Семеновича Воронцова. Всем читателям этого произведения я советую немедленно отправиться в Зимний дворец и узнать в этом портрете моего героя, в пору молодости. (