— Что, впрочем, естественно, — добавил он, — ведь вы, Софья Михайловна, всегда были прекрасны. И теперь, вернувшись из Парижа, я сожалею лишь о том, что столько времени провел в разлуке с вами.
— Благодарю вас, Дмитрий Григорьевич, — произнесла Софья, раскрыв веер и теперь усердно им дирижируя.
— О, Дмитрий, ты много потерял, — веско заметил Болдинский.
— Теперь я это вижу, — грустно ответил Воронцов. — Но может быть, сумею наверстать? — добавил он, устремив взгляд на Софью.
Та еще продолжала размахивать веером и не смотрела ни на него, ни на Константина. Устремив глаза долу, она о чем-то усиленно думала, что-то переживала, улыбаясь прелестной улыбкою, и хранила молчание.
— Разумеется, мы рады видеть вас, Дмитрий Григорьевич, — сказала Анна Юрьевна и тут же поправилась: — Тем более что Константин Васильевич так увлекательно рассказывал нам о поэзии. Вы знали, что он талантливый поэт?
— Поэт? — Воронцов удивленно взглянул на Болдинского. — Друг мой, ты укрывал талант от всех нас столько лет?
— Нет, право, здесь таланту никакого, — отвечал Константин, слегка смущенный, — тем более что стихи я начал писать тому полгода как.
— Но, Константин, теперь тебе не скрыться, — бравировал Дмитрий, — так прочитай же нам свое творенье.
— Ну что ж, прочту, — сказал Болдинский, гордо выпрямившись:
— Неплохо, — жеманно определил Воронцов, — есть посвящение?
— Я, честно говоря… — Константин смутился и покраснел, перевел взгляд на Софью и сконфузился окончательно.
— Кому бы ни были посвящены эти строки, — дипломатично приняла участие в обсуждении Анна Юрьевна, — я уверена, что эта особа будет чрезвычайно польщена таким посланием.
— Только в том случае, если эта пылкая страсть взаимна, — безжалостно заметил Дмитрий. — Как вы думаете, Мария Михайловна?
— О, я, право, не знаю, — смутилась Мария, — пожалуй, каковы бы ни были эти чувства, ей, вероятно, было бы лестно то обстоятельство, что ей посвящают стихи.
— О, Мария Михайловна, в таком случае позвольте и мне посвятить вам стихотворение! — воскликнул Дмитрий. — У меня как раз родился один экспромт:
Воронцов достиг желанного эффекта: Мария покраснела, Константин помрачнел, а Софья перестала обмахивать себя веером и пораженно посмотрела на новоявленного поэта. И лишь Анна Юрьевна сохранила прежнюю спокойную улыбку и произнесла:
— Дмитрий Григорьевич, а ведь и вы, оказывается, тайный поэт! Я уверена, что мои дочери с детства относились к вам как к брату и принимали вас в семье как близкого родственника.
— Поэзия, Анна Юрьевна, — удел всякого молодого повесы, — заявил Константин, — а потому нет ничего удивительного в том, что юноша двадцати лет или немного более сочиняет стихи.
— А мне всегда казалось удивительным, что молодые люди становятся поэтами, — возразила княгиня Ланевская.
— Они становятся ими, когда влюбляются, — сказал Дмитрий.
— А вы согласны с этим, Константин Васильевич? — произнесла Софья, с интересом посмотрев на Болдинского.
— О, бесспорная истина, — ответил тот.
— Так, стало быть, вы влюблены, — заключила Софья.
— Пожалуй, так, — согласился Константин, слегка смущенный.
— И вы, Дмитрий Григорьевич? — спросила Софья.
— До безумия, — бойко ответил Воронцов, ослепительно улыбаясь.
— Но вы конечно же не скажете о ней? — едко сказала Софья.
— Не вижу причин делать из этого тайну, — беззаботно ответил Дмитрий.
— Вы уже объяснились с нею? — поинтересовалась Софья.
— Готов сделать это немедленно! — воскликнул молодой граф, вставая с места.
— В таком случае вам следует сперва ее найти, — строго сказала княжна, вставая в ответ. — Прошу меня извинить, я вынуждена вас оставить.
И она легкой походкой вышла из гостиной. Мария сделала гостям реверанс и последовала за ней.