А язык – ещё злее. Она никогда не подбирала слова и говорила всё, что было написано на её лице. Удивительно, как она не лопалась от злости, во всяк день пребывая в отвратительном расположении духа.
Людей по именам она не называла, но обладая поразительным для своего рабоче-крестьянского происхождения многообразием нелицеприятно окрашенных слов, каждому давала обидное и ругательное прозвище: фигляр, пентюх, педераст, нимфоманка, очковтиратель и так далее.
Прадеда называла немым чёртом, деда моего – то есть своего сына – тюфяком, бабушку – чахоточной, своего внука и моего отца – алкоголиком, тётку, свою внучку – прорвой, а мою мать – профурсеткой. Думаю, если бы она пожила подольше, то и мне прицепила бы какое-нибудь такое гнусное прозвание. Впрочем, она уже являлась мне во сне и обозвала импотентом.
Прабабка на всё имела свой особенный взгляд – на любого человека или вещь, или событие, когда бы оно ни произошло – и тотчас же, не моргнув глазом, давала убийственно исчерпывающую оценку.
Это от неё в детстве я узнал, что детей не приносит аист, как тогда все говорили, а их выписывают в райисполкоме, и что тех, кто не доедает из своей тарелки, отправляют обратно в райисполком на переработку и делают из них колбасу. А тех, кто не слушается, выбрасывают на помойку. Что игра в мяч – бесовское занятие, так как произошло от того, что какие-то мучители отрезали голову святому и пинали её ногами. И что те, кто не засыпает сразу же после захода солнца, на самом не деле вовсе не люди, а черти, но таковых в Угрюмске большинство, поэтому со всеми надо держать ухо востро.
Она говорила, что Угрюмск за грехи скоро уйдёт под воду. Что под землёй живут огромные черви, которые иногда выползают наружу и сжирают людей, поэтому те пропадают без вести. И что Россией правит сатана, но это, кстати, то единственное, в чём я свою прабабку полностью поддерживаю.
Она же, так или иначе ругая всё, полностью поддерживала только православные обряды, Сталина и то, что вот-вот всему свету настанет конец. Но он настал ей самой. Как-то зимой поскользнулась и упала. Она была ещё в силах и её повезли в больницу, думая, что это пустяк и ненадолго. Однако в больнице она впала в помешательство и вскоре померла.
Похоронили в могиле рядом с прадедом. Годы жизни: 1924–2001.
Теперь же, спустя много лет, выяснилось, что ничего толком о ней и не известно. Рассказывала она о чём угодно, только не о своей бестолковой жизни. Ни откуда родом, ни кто её родители, ни где была – ничего.
Дед мой вспоминал, что работала уборщицей в совхозной школе, и жили они с прадедом в том доме в Божьих Росах. Когда прадед умер, то она отказалась там жить и потребовала забрать её в Угрюмск.
Вот так она и оказалась в дедовой квартире, где мы тогда жили всей семьёй: дед, бабушка, отец, мать, я и она, баба Нюша, моя прабабка. Бабушка со злым лицом, которая на всё имела свой особенный взгляд.
Дед
У прадеда и прабабки родилось трое детей и все сыновья: старший – мой дед, Иван Макарыч, 1946 года рождения. За ним Василий Макарыч – с 1948-го. А самый младший – Пётр Макарыч – с 1952-го.
Всё, как в сказке, только наоборот: младший – умный был детина, средний был и так и сяк, старший вовсе был дурак. Так считала прабабка, она и называла их соответственно: Петьку – очкариком, Ваську – пустобрёхом, а моего деда – болваном и тюфяком.
Но то прабабка. А я думаю, что ничего не наоборот, чему и жизнь каждого в подтверждение. Пётр Макарыч и вправду был умный, носил очки и портфель, но кончил по-дурацки: собственные дети из квартиры в Москве выперли и пришлось ему скитаться. Василий Макарыч чего-то пыжился всю жизнь – и так, и сяк, а в итоге и не так, и не сяк, похоронить некому было. А когда мой дед умер, вся родня приехала на похороны. И какой же он дурак после этого? Чтобы когда ты помер и в Угрюмске по тебе поплакали, надо много ума иметь.
Хотя и прабабка в чём-то права, конечно. Всё-таки это же она его в райисполкоме выписала. Значит, что-то знала через материнскую пуповину.
Дед жил так, словно был бревном и плыл по течению в медленных водах великой реки Угрюм: куда текло – туда и тёк, куда приставало – туда и приставал. Он старался быть, как все, и не высовывать голову из толпы.
От прадеда ему достался смиренный нрав и желание всем угодить, а от прабабки – острый язык. Поэтому на людях он терпел и поддакивал, лишь бы чего не вышло, а заглазно каждого разоблачал по самые мамкины норки, так что я сызмалетства обо всех узнавал много интересного, познавательного и того, что никому нельзя говорить.
Сразу после армии дед поступил работать на «Угрюмстройтехмаш» (тогдашнее ЕБПХ) и проработал там до пенсии. В 1966-м женился на моей бабке, и пока не дали свою квартиру, они жили с её родителями в их доме на улице Советской в старом Угрюмске. Там теперь тётка живёт.