Бодлеры до такой степени были заняты ёрзаньем и думаньем, что, когда сани обогнули один из странных квадратных склонов горного пика, они не сразу заметили открывшийся внизу вид. И только когда перед лицом у них запорхали мелкие клочки бумаги, дети взглянули вниз и обомлели.
— Что это такое? — произнесла Вайолет.
— Не знаю, — отозвался Клаус. — Мы ещё слишком высоко, отсюда не разобрать.
— Субджавик, — пробормотала Солнышко, и была права.
Бодлеры думали увидеть с этого склона Пустоши — обширную плоскую равнину, на которой они провели немало времени. Вместо этого местность превратилась в сплошное тёмное море. Насколько хватал глаз, повсюду виднелись серые и черные завихрения, и они извивались, точно угри в мутной воде. По временам из завихрения высвобождалась маленькая хрупкого вида частица и как пёрышко взлетала вверх к Бодлерам. Одни частицы были клочками газеты. Другие казались крошечными кусочками ткани. А некоторые были такие тёмные, что были абсолютно неузнаваемы, или, как выразилась Солнышко, «субджавик».
Клаус прищурился сквозь очки, а затем обернулся к сёстрам с отчаянием на лице.
— Я знаю, что это такое, — сказал он тихим голосом. — Это результаты пожара.
Сестры вгляделись и увидели, что Клаус прав. Глядя с высоты, они не сразу осознали, что по Пустошам пронёсся пожар и оставил после себя лишь пепел.
— Да, совершенно верно, — подтвердила Вайолет. — Удивительно, как мы не поняли этого раньше. Но кто же поджёг Пустоши?
— Мы, — ответил Клаус.
— Калигари, — добавила Солнышко, желая напомнить сестре о кошмарном Карнавале, где Бодлеры жили какое-то время, скрываясь под чужой личиной. Как ни печально, но чужое обличье вынудило их помогать Графу Олафу в поджоге Карнавала, и вот теперь они наблюдали плоды своих деяний, что в данном случае означает «результаты своего ужасного поступка, хотя они вовсе не собирались так поступать».
— Пожар не наша вина, — запротестовала Вайолет. — Не целиком наша. Нам пришлось помочь Олафу, иначе он раскрыл бы наш маскарад.
— Нивины, — произнесла Солнышко, подразумевая что-то вроде «Все равно мы не виноваты».
— Солнышко права, — поддержала её Вайолет. — Не мы все это затеяли, а Олаф.
— Но мы его не остановили, — возразил Клаус. — И многие считают, что пожар — дело наших рук. Сгоревшие клочки газет, возможно остатки «Дейли пунктилио», и нас там обвиняют в самых разных преступлениях.
— Да, ты прав, — вздохнула Вайолет. (Хотя впоследствии я обнаружил, что Клаус ошибался: пролетавшие мимо клочки бумаги имели отношение к другому изданию, и, если бы Бодлеры подобрали их, они принесли бы детям неоценимую помощь.) — Может, нам стоит немножко побыть пассивными. Активность не слишком нам помогла.
— Во всяком случае, — заключил Клаус, — следует оставаться на санях. Пока мы на воде, огонь нам не страшен.
— Скорее всего у нас и нет выбора, — сказала Вайолет. — Глядите.