— Что за кексолизная штука? — спросила Кармелита Спатс. — Похоже на большую запятую.
— Ш-ш-ш! — зашипел Граф Олаф, зажимая Кармелите рот грязной ручищей. — Тихо — все!
— Надо уходить! — пробормотала Эсме. — Осьминогу с нею не справиться.
— Правильно! — проскрипел Олаф. — Эсме, иди постегай гребцов, чтобы гребли быстрее! Крюк, займись униформами! Треугольные Гляделки, веди сирот на гауптвахту!
— А я? — надулась Кармелита. — Я — самая умная, мне тоже надо что-то поручить.
— А ты лучше иди со мной, — устало произнёс Олаф. — Но никакой чечётки! Мы не должны появиться на экране их гидролокатора!
— Пока, кексолизы! — Кармелита помахала сиротам розовой палочкой.
— Ты такая стильная, радость моя, — проворковала Эсме. — Недаром я всегда говорю: невозможно быть чересчур богатой или чересчур модной.
Две бессовестные негодяйки выпрыгнули из «Квиквега» через дыру иллюминатора, за ними последовал крюкастый, на прощание неуклюже помахав Бодлерам. Но Граф Олаф, прежде чем покинуть сцену, вытащил длинную острую шпагу и вытянул её в сторону детей.
— Ваше везение наконец кончилось, — произнёс он угрожающим голосом. — Слишком долго вы губили мои планы и ускользали из моих цепких рук. Для вас, сирот, этот период был удачным, но для меня невыгодным. Теперь декорации переменились, Бодлеры! Вам больше некуда податься. Поэтому как только мы улизнём от неё, — он махнул шпагой в сторону экрана и грозно задрал бровь, — вы увидите, что тому периоду пришёл конец. Вы должны были сдаться давным-давно, сироты. Я вас победил в ту же минуту, как вы утратили семью.
— Мы не утратили семью, — поправила его Вайолет. — Мы утратили родителей.
— Вы утратите всё, сироты, — отозвался Граф Олаф. — Погодите!
И, не добавив больше ни слова, он выпрыгнул в иллюминатор и скрылся внутри своего механического осьминога. Бодлеры остались с Фионой одни.
— Ты нас отведешь на гауптвахту? — спросил Клаус.
— Нет, — ответила Фиона. — Так точно! Я дам вам убежать. Спасайтесь, если сумеете. Но поторопитесь.
— Я могу поставить лодку на курс, — сказала Вайолет, — а Клаус способен разобраться в картах приливов и отливов.
— Подам торт, — пообещала Солнышко.
Фиона улыбнулась и обвела грустным взглядом кают-компанию.
— Позаботьтесь о «Квиквеге», — попросила она. — Мне будет не хватать его. Так точно!
— А мне будет не хватать тебя, — отозвался Клаус. — Не останешься с нами, Фиона? Теперь Олаф завладел медузообразным мицелием — и нам понадобится любая помощь. Ты не хочешь завершить миссию «Квиквега»? Мы ведь так и не нашли сахарницу. И не нашли твоего отчима. И не закончили кода, который начали придумывать.
Фиона печально качнула головой и подошла к деревянному столу. Она взяла в руки «Микологические миниатюры», а затем поступила вопреки своей личной философии, что означает «на минутку задержалась и посмотрела на среднего Бодлера».
— Когда будешь думать обо мне, — тихо сказала она, — вспоминай свою любимую еду.
Она наклонилась вперёд, нежно поцеловала Клауса в губы и исчезла в иллюминаторе, даже не добавив «Так точно!».
Трое Бодлеров стояли и прислушивались к её удаляющимся шагам.
— Ушла, — проговорил Клаус, как будто не в силах поверить в это. Он дотронулся до лица дрожащей рукой, словно Фиона ударила его, а не поцеловала. — Как она могла покинуть нас? Она предала меня. Предала всех нас. Как она, такая чудесная, могла поступить так ужасно?
— Кажется, её брат прав, — сказала Вайолет, обнимая Клауса за плечи. — Люди не бывают только плохими или только благородными.
— Correctiona[36],— выговорила Солнышко, что означало «Фиона тоже права: надо спешить, если мы хотим вырваться из „Кармелиты", пока Олаф не заметил, что нас на гауптвахте нет».
— Я беру курс на Брайни-Бич, — сказала Вайолет.
Клаус бросил последний взгляд на иллюминатор, в котором скрылась фиона, и кивнул:
— Я принимаюсь за карты приливов.
— Амнези![37] — выпалила Солнышко. Она хотела сказать нечто вроде «Вы кое-что забыли!» и показала пальчиком на стеклянный круг, лежащий на полу.
— Солнышко права, — подтвердил Клаус. — Мы не можем запустить субмарину, пока не заделаем дыру. Без этого мы утонем.
Но Вайолет уже карабкалась по верёвочной лесенке наверх, к рычагам управления.
— Тебе придётся чинить самой, Солнышко! — крикнула она сверху.
— Стряпня, — отозвалась Солнышко. — Стряпня и зубы.
— Некогда препираться, — хмуро бросил Клаус и показал на экран гидролокатора.